Еще покажем в. Лидер команды Extreme Sakhalin Иван Бутаков: мы еще покажем сахалинский стиль на Олимпиаде

Пьянея славой неизменной,
Ты шёл сквозь мир, круша, дробя...
И стало, наконец, вселенной
Невмоготу носить тебя.
В.Я.Брюсов

В романе «Война и мир» Толстой ставит философский вопрос: что такое великий человек? — и формулирует свой ответ так: нет величия там, где нет простоты, добра и правды. Образы Наполеона и Кутузова наиболее ярко иллюстрируют авторское понимание великого человека.

В Наполеоне писатель постоянно подчёркивает выдающиеся актёрские способности, то есть отсутствие простоты. Очень показательна в этом смысле сцена, когда император накануне Бородинского сражения рассматривает портрет сына (3, 2, XXVI). Толстой показывает, что Наполеон озабочен тем, как он будет выглядеть в глазах окружающих, и решает про себя, какое выражение должно придать собственному лицу. После некоторого колебания Наполеон выбирает, как самое подходящее, выражение умиления и с этим выражением на лице входит в то отделение палатки, где курьер императрицы Боссе устанавливает портрет. В этот момент происходит непредвиденный сбой в трогательной сцене встречи любящего родителя с портретом сына: портрет не успели установить. Тогда Наполеон отворачивается к какому-то придворному и заводит с ним разговор, чтобы дать время для приготовления портрета. А когда курьер театральным жестом срывает с картины покрывало, лицо Наполеона снова получает нужное выражение, и все окружающие запоминают умиление, с которым великий человек смотрит на портрет своего маленького сына, играющего земным шаром, как шариком для бильбоке. Прекрасное актёрское чутьё спасает Наполеона во многих ситуациях, когда, по его же собственным словам, от великого до смешного только один шаг. С этим наполеоновским афоризмом согласен и Толстой, рисующий сцену, как император стоит на Поклонной горе и ждёт бояр с ключами от Москвы (3, 3, XIX). Ожидание явно затянулось, а свита за спиной императора уже шепчет, что бояр в Москве не могут найти. Сказать об этом Наполеону никто не решается, да он и сам чувствует, что торжественная сцена, которую он хотел разыграть здесь, превращается в комедию. Он садится в карету и незаметно въезжает в Москву.

В образе Кутузова Толстой, наоборот, подчёркивает естественность, простоту. В разгар Аустерлицкого сражения Кутузов плачет, наблюдая, как русские солдаты толпами бегут с поля боя (1,3, XVI). В этот критический момент его видит князь Андрей, но Кутузов не боится показаться слабым. В сцене молебна накануне Бородинского сражения (3,2, XXI) фельдмаршал ведёт себя очень естественно: он с трудом становится на колени перед святыней, крестится, а потом, кряхтя и тяжело дыша, несколько минут не может встать, потому что старый и толстый. Но ему и в голову не приходит стесняться своей старческой немощи. Чопорный немецкий офицер, стоящий тут же (для поддержания боевого духа русских!), только подчёркивает простоту поведения Кутузова.

Толстой не видит в поведении Наполеона доброты. Например, император гордится теми своими привычками, которым противится природа нормального человека. Здесь имеется в виду интерес Наполеона к рассматриванию убитых на поле боя после очередной победы французской армии. Этот интерес к трупам, по мнению автора, неестествен, но Наполеон в своём нездоровом любопытстве видит величие собственного духа. Умирающий князь Андрей, наблюдая императора как раз во время такого осмотра поля боя, увидел перед собой не великого человека, а мелкого самодовольного эгоиста, играющего роль великого человека. Теперь Наполеон теряет для князя Андрея ореол героя и становится ничтожным по сравнению с небом Аустерлица, с правдой жизни, которая открылась Болконскому на грани жизни и смерти: «Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с этим высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял...»(1,3, XIX).

Кутузов изображается Толстым как мудрый и поэтому добрый (но не добренький) человек. Совет в Филях генерал Бенигсен, ганноверец на русской службе, открыл вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать её?» (3,3, IV). Вопрос поставлен так, что, скорее всего, последует ответ, которого и добивался граф Бенигсен от молодых русских генералов: умрём, но не сдадим неприятелю Москвы. Однако патриотизм Бенигсена объясняется интригой, которую он затеял против Кутузова: если защита Москвы пройдёт удачно, приписать успех себе; если неудачно, свалить вину на Кутузова; если его, Бенигсена, предложение не будет принято, снять с себя ответственность за оставление Москвы (3, 3, III). Все генералы на совете горячатся, внося свои предложения по спасению Москвы, и только Кутузов невозмутимо (даже сонно) наблюдает эту перепалку и не поддаётся на провокацию Бенигсена, прикрытую патриотической фразой. Наконец, не вступая в бесплодные споры, он произносит: «...властью, вручённой мне моим государем и отечеством, я — приказываю отступление» (3,3, IV). Кутузову, а не Бенигсену сочувствует крестьянская девочка Малаша, которая наблюдает военный совет, спрятавшись на печке. Она не понимает смысла происходящего, но чувствует, что «дедушка» Кутузов прав в споре с «длиннополым» Бенигсеном.

Князь Андрей уважает Кутузова за отзывчивость и справедливость. Эти качества фельдмаршала проявились во время их последней встречи летом 1812года. Кутузов нашёл простые слова сочувствия, когда заговорил о недавней смерти старого князя Болконского и о своём уважении к сыну. Князь Андрей отказался перейти служить из полка в штаб, и Кутузов согласился с этим решением: «"Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. (...) Я тебя с Аустерлица помню... Помню, помню, с знаменем помню", — сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании» (3, 2, XVI).

Яркой сценой для характеристики Кутузова является его приезд в полк в конце романа. Солдаты демонстрируют ему трофейные французские знамёна и пленных — жалких и обмороженных. Фельдмаршал произносит свои знаменитые слова, обращённые к русским солдатам: «Вам трудно, да всё же вы дома; а они до чего дошли. Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы их не жалели, а теперь и пожалеть можно. Тоже и они люди» (4, 4, VI). После этой короткой речи все русские заулыбались, потому что Кутузов высказал чувства, которые они носили в душе, но не умели так просто и верно сформулировать. А Наполеон на Аустерлицком поле считает трупы французских и вражеских солдат и радуется, что на одного убитого француза приходится несколько чужих мертвецов. Сражение он сравнивает с шахматной игрой (3, 2, XXIX), люди для него — шахматные фигуры, которые полководец переставляет по своему желанию и замыслу. Князь Андрей и автор оспаривают такой взгляд на войну (3, 2, XXV).

Наполеон, по мнению Толстого, никогда не понимал правды. Эта мысль выражена в описании французского императора во время Бородинского боя. Наполеон демонстрирует бурную деятельность и самоуверенно думает, что он управляет людьми и событиями, то есть творит историю. В этом заблуждении он похож на ребёнка, который уверен, что управляет каретой при помощи тесёмочек, пришитых к передней стенке кареты (4, 1, XI). На самом деле, по Толстому, Наполеон только орудие истории. Эта истина один раз открылась ему, когда он, усталый и испуганный, проехал по краю Бородинского поля, возвращаясь в ставку. Он, видавший виды полководец, ужаснулся количеству трупов на небольшом пространстве. И вдруг в его голову, как пишет Толстой, закралась мысль об ошибочности всей его жизни, связанной с непрерывными войнами. Он ужаснулся, ибо ему открылась правда. Но эта страшная для Наполеона мысль быстро исчезла, и он опять поверил в свою непогрешимость, в своё величие. Так «никогда, до конца жизни своей, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого для того, чтобы он мог понимать их значение» (3, 2, XXXVIII).

Кутузов в романе Толстого, в отличие от Наполеона, очень хорошо понимает, с одной стороны, что ни один человек не может изменить историю. Мудрый исторический деятель, Кутузов не вмешивается в ход истории, но всё ставит на своё место, ничему полезному не мешает и ничего вредного не допускает (3, 2, XVI). С другой стороны, генерал Кутузов понимает, что война — это трагическое событие в жизни народа. Поэтому перед Аустерлицем он одёргивает императора Александра, напоминая ему, что война — это не парад на Царицыном Лугу. А когда зимой 1813 года русские войска выходят к польской границе, он пишет императору донесение, что Отечественная война кончилась, а следовательно, воевать дальше нет достаточных оснований.

Кутузов показан в Наполеоновских войнах 1805-1807 годов, упоминается его участие в русско-турецкой войне (1806-1812), но безусловно великим историческим деятелем он становится именно в войне 1812 года, когда понял идею Отечественной войны (освободить русскую землю от вражеского нашествия) и получил доверие от народа и армии. Кутузов — человек, который, согласно философским взглядам Толстого, как никто другой, смог «угадать так верно значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему... Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его» (4, 4, V). В романе Кутузов отказывается от личной славы, которая всегда руководит действиями императора Наполеона и «наполеончиков» (штабных офицеров русской армии), и всю свою деятельность посвящает главной цели — изгнанию французов из России.

Итак, образы Наполеона и Кутузова позволяют автору выразить собственный взгляд на историю и великого исторического деятеля.

Наполеон, по мнению писателя, наглый, жестокий завоеватель, деятельность которого не может быть оправдана ни целями истории, ни интересами Франции. Все его поступки противоречат нравственному идеалу человечества — добру, простоте, правде. Если Кутузов воплощает в романе народную мудрость, то Наполеон — крайний индивидуализм. Если Кутузов правильно понимает законы истории и подчиняется им, то Наполеон хочет управлять событиями по своей воле и тем самым обрекает себя и свой народ на неминуемое поражение. Таким образом, Толстой отказывает Наполеону в величии, ибо великим его объявили французы (из патриотических соображений) и немцы (для оправдания своих военных поражений: ведь проиграть войну гению не обидно). Русские кровью и многочисленными жертвами заплатили за право не считать Наполеона великим (4, 1, VIII).

Кутузов, по убеждению Толстого, великий человек: его слава неразрывна с победоносной славой России. При этом, развенчивая Наполеона как полководца, писатель волей-неволей умаляет историческое значение деятельности Кутузова и русской армии в разгроме наполеоновской Франции. Рассуждения писателя, конечно, заслуживают серьёзного внимания и уважения, однако многие историки не согласятся с ними. Толстой, например, пишет, что Кутузов не хотел войны за границей (4, 4, V), но исторические документы свидетельствуют о другом. Находясь в начале 1813 года в Польше, Кутузов уже обдумывал заграничный поход русской армии, так как понимал, что только после взятия Парижа можно добиться прочного мира в Европе.

Французы считают своего императора великим человеком даже не за его военные победы (хотя за них тоже), но за его гражданские реформы. Эти государственные реформы были настолько удачны, что судебная, административная, образовательная системы, созданные ещё в эпоху Наполеона и при его личном участии, функционируют во Франции до сих пор. Толстой не обсуждает в романе этой стороны деятельности Наполеона потому, вероятно, что гражданские законы Франции не имеют серьёзного значения для России, зато русских непосредственным образом затронула военная деятельность Наполеона: в Россию Наполеон пришёл с пятисоттысячной армией как агрессор. В романе автор показывает, что самодовольный и высокомерный император превращается в трусливого беглеца, растерявшего всё своё величие, когда сталкивается с народом, поднявшимся на защиту своей независимости.

Десять лет самой замечательной организации взрослых, которые посвятили свою жизнь работе с детьми. Ее директора Матвея Шпаро знают тысячи московских школьников, которые вместе со специалистами организации путешествуют по горам Западного Кавказа и Республике Карелия, в Рузе покоряют "Рубикон" и проводят яркие образовательные мероприятия в московских школах.

«Главная наша задача - сделать путешествия и приключения доступными как можно большему количеству людей. Поэтому «Лаборатория путешествий» работает в самых разных школах, с самыми разными ребятами: одаренными, имеющими ограниченные возможности здоровья, преуспевающими в спорте и многими другими »,- написал директор ГБУ «Лаборатория путешествий» Матвей Шпаро

Десять лет "Лаборатория путешествий", словно крейсер, уверенно идет намеченным курсом, открывая ребятам красоту родной страны, учит дружить и ценить каждое мгновение радости общения и открытий, познания себя, учит умению работать в коллективе.

«Поздравляю «Лабораторию путешествий» с днем рожденья, с 10-летием!!! Вы делаете очень важное, смелое и благородное дело, а самое главное, делаете его надежно, с любовью к людям и природе Процветания, новых интересных маршрутов и друзей!» Елена Пименова, директор Школы № 1476

И как настоящая команда, мы решили свой день рожденья отметить футбольным матчем. В честь такого события собрался весь коллектив, даже те, кто уже не работает с нами. Зеленая трава футбольного поля и азарт присутствующих - состоялся матч! Трибуны болельщиков кричали ВПЕРЕД! Мяч в ворота, ГООЛЛ!

Первый гол забила Катя Рыжова — «новичок» Лаборатории. Конечно, конечный результат матча — «ничья». Итогом яркой игры стал подарок сотрудников директору «Лаборатории путешествий» Матвею Шпаро: футбольный мяч с автографами всех участников.

Только десять лет, а уже десятки тысяч мальчишек и девчонок, которые навсегда влюбились в походную жизнь и романтику путешествий. Первые шаги с Лабораторией в Карелии, Крыму и Краснодарском крае навсегда оставили след наших юных путешественников. Мы очень гордимся, что вы у нас есть и каждый раз говорим, добро пожаловать в путешествие!

«За 10 лет пройдено великое множество дорог плечом к плечу с друзьями! Тысячи московских школьников покорили вершины, испытав себя и преодолев свои страхи. Каждый поход-это маленькая жизнь! «Лаборатория путешествий» открывает новый мир Больших приключений. Спасибо за сотрудничество!» Татьяна Крымова, директор школы № 1324

Спасибо, друзья, за теплые слова и оценку нашей работы. Вместе нам предстоит пройти немало интересных маршрутов и написать удивительных историй о новых победах и новых проектах. Приключения ждут!

«Путешествие как самая великая и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя». Удивительно правильные слова Альберта Камю, которые ярко характеризуют стремления «Лаборатории путешествий».

Десять лет самой замечательной организации взрослых, которые посвятили свою жизнь работе с детьми. Ее директора Матвея Шпаро знают тысячи московских школьников, которые вместе со специалистами организации путешествуют по горам Западного Кавказа и Республике Карелия, в Рузе покоряют “Рубикон” и проводят яркие образовательные мероприятия в московских школах.

«Главная наша задача – сделать путешествия и приключения доступными как можно большему количеству людей. Поэтому «Лаборатория путешествий» работает в самых разных школах, с самыми разными ребятами: одаренными, имеющими ограниченные возможности здоровья, преуспевающими в спорте и многими другими »,- написал директор ГБУ «Лаборатория путешествий» Матвей Шпаро

Десять лет “Лаборатория путешествий”, словно крейсер, уверенно идет намеченным курсом, открывая ребятам красоту родной страны, учит дружить и ценить каждое мгновение радости общения и открытий, познания себя, учит умению работать в коллективе.

«Поздравляю «Лабораторию путешествий» с днем рожденья, с 10-летием!!! Вы делаете очень важное, смелое и благородное дело, а самое главное, делаете его надежно, с любовью к людям и природе Процветания, новых интересных маршрутов и друзей!» Елена Пименова, директор Школы № 1476

И как настоящая команда, мы решили свой день рожденья отметить футбольным матчем. В честь такого события собрался весь коллектив, даже те, кто уже не работает с нами. Зеленая трава футбольного поля и азарт присутствующих – состоялся матч! Трибуны болельщиков кричали ВПЕРЕД! Мяч в ворота, ГООЛЛ!

Первый гол забила Катя Рыжова - «новичок» Лаборатории. Конечно, конечный результат матча - «ничья». Итогом яркой игры стал подарок сотрудников директору «Лаборатории путешествий» Матвею Шпаро: футбольный мяч с автографами всех участников.

Только десять лет, а уже десятки тысяч мальчишек и девчонок, которые навсегда влюбились в походную жизнь и романтику путешествий. Первые шаги с Лабораторией в Карелии, Крыму и Краснодарском крае навсегда оставили след наших юных путешественников. Мы очень гордимся, что вы у нас есть и каждый раз говорим, добро пожаловать в путешествие!

«За 10 лет пройдено великое множество дорог плечом к плечу с друзьями! Тысячи московских школьников покорили вершины, испытав себя и преодолев свои страхи. Каждый поход-это маленькая жизнь! «Лаборатория путешествий» открывает новый мир Больших приключений. Спасибо за сотрудничество!» Татьяна Крымова, директор школы № 1324

Афганистан - «могила империй», одна из самых загадочных и непокорных стран мира, ни разу не склонившая головы перед захватчиком, но и сама неспособная найти успокоение - до сих пор остается непонятой и непознанной. Советский Союз пытался навязать афганцам социализм, американцы - демократию. Но не получилось, кажется, ни у тех, ни других. Жители страны по-прежнему предпочитают жить в своем причудливом средневековом мире, где женщина ценится лишь чуть-чуть выше хорошего коня. Корреспондент «Ленты.ру» рассказал, как ему удалось побывать в Афганистане, несколько раз оказаться на волосок от смерти, чуть было не попасть в плен к американцам и попытаться понять пестрый и такой разный афганский народ.

«Русский брат, для тебя - бесплатно!» - эти слова афганского торговца повергли меня в ступор. Я регулярно езжу в Афганистан с середины 90-х годов прошлого столетия, и совсем недавно меня грозились порезать «как лук», потому что я проклятый «шурави» (советский). Каждый раз удивляюсь: в этой стране то, что казалось незыблемым, абсолютно изменяется, а мимолетное застывает на годы.

«Вы первые русские, которых я не убил!»

В первый раз я оказался в Афганистане в далеком 1994 году. Я переправился через знаменитый термезский «Мост Дружбы» через Амударью, по которому выходили советские войска из Афганистана, и через полтора часа езды оказался в «столице» афганских узбеков, городе Мазари-Шариф.

Я хотел увидеть лагеря таджикских беженцев - те спасались от кровопролитной гражданской войны в соседнем государстве. Денег у российских журналистов в то время было совсем немного, поэтому я и фотокорреспонденты решили добираться в лагерь беженцев в городе Ташкурган на общественном транспорте.

«Засветились» мы еще в автобусе, честно признавшись местным, что мы «русские журналисты, но не коммунисты». Как выяснилось, добровольный переводчик не совсем верно понял наши слова и торжественно на весь автобус провозгласил: «Русские неокоммунисты едут в Ташкурган!»

Приехав в город, я отправился исследовать улицы, а мои коллеги пошли снимать местную экзотику. Однако съемки длились недолго. К одному из фоторепортеров подошли двое бородатых вооруженных людей и молча отобрали камеру.

Дальнейшие события развивались стремительно - на одной из улочек нас окружила толпа местных жителей. На мое вежливое «Ас-саламу алейкум» собравшиеся ответили вполне уверенным русским матом. К счастью, в этот момент появился один из таджикских беженцев: «Быстрее, к нам, в лагерь! Вас же сейчас растерзают!». Под сдержанный гул толпы нам удалось уйти с нашим спасителем.

Оказавшись в бывшей местной школе, где разместились таджикские беженцы, мы словно попали в плен: нам запретили даже выходить во двор. Остаток дня прошел спокойно: когда солнце зашло за горизонт, все улеглись спать. Около часа ночи в зале стало шумно: на пороге оказалась агрессивная ватага вооруженных людей. Осветив помещение фонарем, они стали кого-то искать. Мы поняли, что прятаться бесполезно, и решили вступить в переговоры.

Главным среди неожиданных незваных гостей был карлик. Как нам объяснили беженцы, это опытный полевой командир, прославившийся бесстрашием в четырнадцатилетней борьбе с ненавистными советскими оккупантами. Старый воин без обиняков заявил: «Вы должны благодарить Аллаха, что я сразу не порезал вас, как лук. Вас спасло, что здесь спит хаджа (один из таджикских беженцев совершил хадж в Мекку).

Ночной разговор проходил нелегко, нас допрашивали почти два часа, все время подозревая в скрытых симпатиях „красным“. Мне настолько часто приходилось подчеркивать свои антикоммунистические убеждения, что чисто из чувства противоречия захотелось быть приверженцем этой чуждой мне идеологии. К счастью, „разговор“ закончился благополучно - муджахиды ушли с миром и даже пообещали „поискать“ отобранную камеру.

Увы, первые сутки пребывания в Ташкургане оказались лишь прелюдией к переосмыслению афганской жизни. На следующей день нас принял начальник полиции, в прошлом полевой командир, сражавшийся с „шурави“, командон Некмамат Назармат. Он был искренне удивлен встречей с нами. „Понимаете, вы первые русские, которых я не убиваю. Неужели вы не осознаете, что почти в каждой семье есть мужчины, погибшие от рук ваших солдат. Вам повезло, что вы попали ко мне. Я все-таки человек образованный, учился в кабульском университете. Я понимаю, что русские журналисты не виноваты в преступлениях советского правительства. Но, к сожалению, большинство афганцев необразованны, для них любой шурави - враг, убить которого - дело богоугодное“, - сказал нам Назармат. Он пояснил: отныне мы - его гости, и обратно поедем не на автобусе - нас могут зарезать прямо в салоне, а на машине с вооруженной охраной.

Самое интересное, что и на этом наши ташкурганские приключения не кончились. Уже в Москве я дал интервью таджикскому радио „Свобода“ (его слушают во всех городах северного Афганистана), в котором похвалил таджикских беженцев и командона Назармата. Мою речь услышали: через неделю к российскому консульству в афганском городе Мазар-Шариф подъехало несколько БТРов, откуда выскочили вооруженные моджахеды. Дипломаты было решили, что их собираются убивать, но все закончилось благополучно. „Российские журналисты у нас в Ташкургане камеру забыли. Вот она. Передайте им, пожалуйста“, - заявил дипломатам один из бравых бородачей.

Да здравствуют шурави!

Стоит ли говорить, что после таких „приключений“ в следующие свои приезды в Афганистан я стал соблюдать максимальную осторожность. Однако, после ввода в Афганистан войск НАТО отношение к „шурави“ постепенно стало меняться. Несколько раз в магазинах, узнав, что я из России, с меня отказывались брать деньги.

»Мы уважаем русских - вы наши братья! А вот этим проклятым американцам мы еще покажем!», - говорили мне продавцы. Довольно часто мне приходилось слышать, что при «шурави» (советских) строились школы, университеты, больницы, а американцы же практически не помогают местным жителям. Отчасти это действительно так, в чем я убедился своими глазами. Натовцы практически ничего не построили, кроме нескольких великолепных автострад и моста через реку Пяндж на таджикской границе (то есть объектов инфраструктуры необходимых самим натовцам).

Но и советская щедрость объяснима: жителей первого в мире государства рабочих и крестьян никто не спрашивал, хотят ли они отдавать часть своих доходов на благо далекого Афганистана, а США и европейские страны не могут быть донорами отсталых стран за счет налогоплательщиков.

Справедливости ради стоит отметить, что афганцев раздражала не только «жадность» американцев. Их обвиняли в заносчивости, обидном равнодушии к жителям страны, которую они захватили. «Советские солдаты охотно общались с нами, мы знали имена всех ваших командиров. Американцы же больше на роботов похожи. Простых афганцев они не замечают, их интересуют только боевики», - делился со мной директор небольшой гостиницы из города Кундуз.

Правда, такие симпатии к русским распространены в основном среди афганских узбеков и таджиков. Когда я попросил сравнить оккупации у жителей пуштунского кишлака, то ответ был однозначным: «Это все равно, что выбирать между виселицей и расстрелом».

«Нас ненавидят все больше»

О том, как афганцы относятся к американским солдатам, мне довольно подробно рассказал мой бывший одноклассник, а ныне сержант американской армии Дмитрий, который в возрасте 13 лет вместе с родителями эмигрировал в США. Хотя мой одноклассник и воспитывался в интеллигентной семье, в США он, в конечном итоге, нашел работу лишь в армии. Случай Дмитрия достаточно типичен: сегодня именно иммигранты и иностранцы с грин-картой составляют костяк рядовых и младших командиров армии США. В качестве сержанта американской армии бывший москвич побывал на многих войнах, в том числе Афганистане.

Мой одноклассник признает, что сегодня в Афганистане к американцам относятся в гораздо хуже, чем к русским. Этот факт его очень удивляет. «В отличие от советских войск мы не поджигаем кишлаки, откуда обстреляли наших военных. Но афганцы этого почему-то не ценят», - сетует он. Дмитрий предполагает, что, возможно, срабатывает временной эффект: прошлое всегда привлекательно. «Может быть, лет через двадцать с теплотой будут вспоминать и о нас, американцах», - надеется бывший москвич.

Дмитрий клятвенно уверяет, что все разговоры о беспорядочных обстрелах мирных жителей, которые устраивают американцы, - выдумка. По его словам, американские войска пытаются быть предельно корректными с местным мирным населением и вообще с гражданскими.

С вежливостью американских военных довелось столкнуться и корреспонденту «Ленты.ру». В кишлаке, из которого всего несколько дней назад ушли талибы, бывший со мной афганский журналист сфотографировал колонну американских БТРов. Боевые машины остановились, из них высыпали вооруженные до зубов военные.

Игорь Ротарь // Американские солдаты, пригрозившие изъять у журналиста камеру

«Сначала мы подумали, что это пистолет, и чуть не открыли по вам огонь. Снимать военнослужащих в зоне боевых действий категорически запрещено. Мы забираем фотокамеру на базу, вам ее вернут после проверки», - обратился к незадачливому фотографу натовский офицер. К моему удивлению, мой коллега не испугался и сказал, что раструбит на весь мир, что его ограбили американские оккупанты. Натовец откровенно смутился: «Подождите, я свяжусь с командованием».

После недолгого телефонного разговора американец объявил, что возвращает камеру, но сфотографирует журналиста на всякий случай. «У нас строгая инструкция вести себя вежливо с мирным населением, уважать обычаи афганцев. На задания, чтобы избежать недоразумений, мы выезжаем только с переводчиком. Стрелять мы можем лишь в том случае, если твердо уверены, что нашей жизни угрожает реальная опасность», - объясняет Дмитрий. И добавляет, что делается это не из гуманизма; командиры понимают, что лишние жертвы лишь озлобят население.

Увы, попытки американцев не раздражать местных тщетны. Избежать гибели мирных жителей американцам все-таки не удается. «Талибы обстреливают нас из кишлаков, а когда мы открываем ответный огонь, то гибнут не только боевики, но и женщины, дети», - говорит Дмитрий. «С каждым днем нас ненавидят все больше и больше», - неожиданно признается он.

Проблемы в головах

Когда я вошел в женскую школу города Кундуза, то и школьницы и учительницы бросились врассыпную. Они не хотели фотографироваться и пытались закрыть лицо. «Мои ученицы боятся, что снимки их открытых лиц появятся в газете, считая, что это почти бесчестье. Увы, в нашем обществе сохраняются такие чудовищные предрассудки!», - жалуется мне директор женской школы города Кундуз, учитель математики Маштун Негзат.

Афганская таджичка Негзат производила впечатление очень энергичной и эмансипированной женщины, что для афганской провинции совсем нетипично. Она очень напомнила тип «хорошей учительницы-энтузиастки» из соседнего Таджикистана времен СССР. Меня директор приняла очень радушно; мне показалось, что ей хотелось пообщаться с иностранцем, который, в отличие от местных мужчин, не считает женщину «человеком второго сорта».

«Каждый поход девочки в школу - это "маленький подвиг". Талибы угрожают родителям учениц, не раз звонили с угрозами и в школу. Были случаи, когда школы травили газом или обстреливали из гранатомета», - рассказывает директор. Однако, по мнению Негзат, главная проблема все-таки не в талибах, а «в головах афганцев». «Я, например, ненавижу паранджу, но вынуждена ходить в ней. Иначе моего мужа, кстати, тоже образованного и вполне современного человека, подвергнут бойкоту, люди попросту перестанут с ним общаться!», - жалуется она.

По ее словам, в кафе женщину никогда не обслужат в общей комнате, им полагается есть в отдельном помещении. Кроме того, им запрещено пользоваться мобильными телефонами. На женщину с трубкой на людях будут смотреть как на проститутку. «И это наш преимущественно таджикский Кундуз, где большинство жителей таджики - это еще относительно цивилизованное место. В пуштунских районах все гораздо хуже», - подытоживает она.

Слова женщины недалеки от истины: чтобы убедиться в этом, достаточно поездить по стране. Так, накануне ввода войск натовской коалиции в Афганистан (уже после начала авиаударов), я побывал в афганском городке Имам-Сахиб, где располагался штаб Северного Альянса, воюющего против талибов. Я много общался с полевыми командирами Альянса - этих людей нельзя было назвать демократами даже с большой натяжкой. Почти все они были уверены, что Афганистан должен жить по законам шариата, а место женщины - возле детей и на кухне.

Негзат откровенно смеялась над потугами Запада строить в Афганистане демократическое общество. «Это все равно, что не знающему счета человеку объяснять высшую математику. Мы к этому совершенно не готовы» - утверждала она.

«Все талибы - пуштуны»

«Не все пуштуны талибы, но все талибы пуштуны», - говорят в Афганистане. На севере страны компактно проживают узбеки и таджики, и вот там талибов не любят. Север несколько менее исламизирован, чем пуштунский Юг, хотя и этот регион крайне консервативен по сравнению с более-менее светской Средней Азией.

Игорь Ротарь // Задержание талиба

В беседе со мной очень многие афганские узбеки и таджики говорили, что лучше после «освобождения» их натовской коалицией не стало. «Какими плохими не были талибы, при них был порядок. Преступности мы не знали: машины на ночь оставляли открытыми. Сейчас же кругом воровство, дикая коррупция. Талибы ушли в подполье, но не смирились. Они устраивают теракты, убивают мирных людей», - рассказал мне один из местных жителей. В то же время и возвращения талибов здесь ждут со страхом. Афганцы опасаются, что те начнут выявлять сотрудничавших с «кафирами» коллаборационистов, и закончится это все этническими чистками.

Из жизни контрабандистов

Таджикистан от Афганистана отделяет лишь река Пяндж, которую в верховьях Памира можно преодолеть даже вброд. Граница толком не охраняется, и контрабанда здесь - рутинное явление. Я решил вместе с контрабандистами попасть на афганский Памир - конечно, в рамках журналистского эксперимента. Пожалуй, единственное, что меня смущало - так это опасность оказаться в плену у муджахидов. Однако мои таджикские друзья-контрабандисты заверили, что боевиков в афганском кишлаке сейчас нет.

Игорь Ротарь // Нелегальная переправа в Афганистан

Переправлялись мы в Афганистан на импровизированной лодке (к обычной автомобильной камере было приделано резиновое «дно»), а в качестве весел использовали деревянные лопаты, и добрались без приключений. Даже после крайне бедного таджикского Памира афганская его часть поражала своей нищетой. Дома там отапливаются по-черному: дым костра уходит через отверстие в потолке. Электричество и телевидение отсутствует в принципе.

Афганцы угостили нас чаем с тутовником и стали вести с моими попутчиками светский разговор. Неожиданно беседу прервал вбежавший мальчишка, сообщивший, что в село вошли муджахиды. Для меня встреча с ними могла окончиться крайне плачевно: мы бросились к лодке.

Увы, боевики уже ждали нас. Меня «пригласили на беседу» к их полевому командиру. Мои попутчики стали что-то рьяно возражать и, кажется, произошло чудо - один из вооруженных людей улыбнулся и сделал мне знак рукой: уходи. Я на всю жизнь запомнил взгляд этого человека. На меня он глядел как охотник на маленького медвежонка: то ли убить сейчас, то ли подождать, пока подрастет.

«Настоящие голодранцы»

Если предположить, что разгром террористов в Сирии близок, то воюющие там среднеазиатские «добровольцы» (а их более пяти тысяч) могут попытаться вернуться с оружием на родину. Наиболее удобное место для такого прорыва - это северный Афганистан. Уже сейчас на афганский берег пограничной с Таджикистаном реки Пяндж прибыло несколько сот боевиков. Таджикские пограничники уверены: муджахиды готовятся к прорыву.

Не исключают наступления боевиков и в Кремле. «Первая угроза - это, конечно, угроза терроризма, она со стороны Афганистана, это очень, очень серьезно», - заявил в апреле 2017 года президент России Владимир Путин. Вскоре после этого российские военные базы в Таджикистане получили новое вооружение.

Если боевики все-таки решатся на прорыв, то наиболее оптимальным местом является Калайхумбский участок таджикского Памира (как раз неподалеку от этих мест нелегально переправлялся корреспондент Ленты). Во время гражданской войны в Таджикистане большинство местных жителей поддерживали исламскую оппозицию, а не так давно в Таджикистане запретили Исламскую Партию Возрождения и резко ужесточили религиозную политику. Так, что наверняка в Калайхумбе много недовольных, которые с радостью пополнят ряды боевиков.

При этом к среднеазиатским боевикам из Сирии могут присоединиться и местные радикалы из Исламского Движения Узбекистана (ИДУ). Эта организация объединяет уроженцев Средней Азии и Синьцзян-Уйгурского Автономного района Китая. ИДУ вместе с талибами воюет против войск натовской коалиции и афганского правительства - на севере Афганистана организацию знают и побаиваются практически все местные жители.

Игорь Ротарь // Боевики ИДУ в провинции Кундуз

«Я встречался с боевиками Исламского Движения Узбекистана и удивлялся, насколько они хорошо вооружены по сравнению с афганскими талибами. Узбеки производили впечатление настоящих профессионалов. Они были оснащены новыми автоматами, рациями. На их фоне наши талибы казались просто голодранцами», - рассказал мне Матин Сарфаз, афганский журналист из города Кундуз. По его словам, средний возраст боевиков ИДУ - около тридцати лет. Большинство из них переехали из Средней Азии в Афганистан более 20 лет назад, но и сегодня узбекские исламисты недостатка в рекрутах не испытывают.

«Чеченцы и узбеки, которые сегодня воюют в Афганистане, - сообщил мне пожелавший остаться неизвестным сотрудник одной из международных организаций в Кундузе, - совсем не похожи на тех боевиков, которые сражались против российских войск в Чечне или участвовали в гражданской войне в Таджикистане. Выросло новое поколение, для которого главное - джихад. Сегодня среди командиров ИДУ есть немало сыновей тех, кто бежал из Средней Азии в начале 90-х годов XX века. Эти люди гораздо радикальнее своих отцов, они ненавидят Россию лютой ненавистью».

Все же не катастрофа

Справедливости ради, стоит отметить, что об «угрозе с юга» упорно говорят с момента распада СССР. Однако, в реальности ситуация никогда не становилась критической. «С момента возникновения движения "Талибан" оно ни разу не предъявляло территориальных претензий и не нападало на Среднюю Азию. Правда, в 1998 и 1999 в Среднюю Азию вторгались боевики ИДУ. Но похоже, что с тех пор их лидеры потеряли интерес к своей родине и сконцентрировались на Афганистане», - считает профессор политологии университета Вилонова в Пенсильвании Джаред Блай.

Однако, он все же признает, что сейчас ситуация изменилась. Так, часть талибов и лидеры ИДУ присягнули на верность «Исламскому государству» (ИГ, запрещена в РФ), которое хочет «освободить» мусульман всего мира. Разгром ИГ в Сирии и Ираке - подходящий для террористов повод сосредоточиться на Средней Азии и все же решиться на прорыв. Впрочем, им могут дать достойный отпор в Таджикистане. Сегодняшняя таджикская армия - это уже не слабые войска 90-х годов, выучка и оснащение стали значительно лучше. Таджики, например, успешно справились с мятежниками в Хороге, причем без помощи извне. К тому же, если ситуация станет слишком тяжелой, Душанбе наверняка обратится за помощью к Москве - и она не откажет.

Гробыня поставила на стол два зеркала друг на против друга, по краям от них - две чёрных толстых свечи, и удовлетворённо кивнула сама себе.

Всё, Гроттерша, брысь из комнаты! - скомандовала она.

С какой это стати, Склеп? - Таня оторвалась от книги по белой магии, которую лениво почитывала время от времени, делая вид, что дополнительные занятия её страсть как заботят, и повернула голову к соседке.

Гадать буду, - пояснила Гробыня. - Ну Гроттерша, ну не будь упрямой... Гроттершей! Постой пять минут в коридоре, что тебе, жалко, что ли? Или книжки читаются только лёжа? Стоя зрение не так быстро портится? - съязвила она.

Стоя не так эффективно Безумные стекольщики вызываются, - парировала Таня. Оценивающе взглянув на Склепову, она уступила. Отложила книгу и встала с кровати, потягиваясь. - У тебя ровно пять минут! - сказала она напоследок, но скорее просто для проформы, по давней привычке вечно язвить и не давать Гробыне спуску, чем в самом деле собираясь засекать время.

Она прошлась по коридорам до зала Двух стихий, а затем, поддавшись внезапному порыву, повернула к лестнице и вышла на балкончик. Почти сразу ей стало холодно, и Таня пожалела, что не захватила мантию. Несмотря на то, что по уставу школы (который полностью знал, скорее всего, один только Поклёп Поклёпыч) ученикам полагалось носить мантии всегда, преподаватели смотрели на нарушение этого правила сквозь пальцы. Сама Таня надевала её только в холода: хороший способ утеплиться и сэкономить на тёплой одежде.

На улице шёл снег, и Таня, оперевшись о перила, нагнулась, чувствуя, как на волосы садятся снежинки. Ей было тоскливо. Сердце то ли замерзало вместе с природой, то ли, напротив, стремилось биться быстрее, горяча кровь.

Учёба ей приелась. В магспирантуре на неделе было меньше лекций, чем на курсах школы, зато заданий больше, а каникулы - реже. Ей порой казалось, что, если бы не драконбол, она бы совсем превратилась в зомби. Она теперь не только играла сама, но и тренировала вместе с Соловьём первогодок, присматриваясь к ним и стараясь разглядеть будущие таланты. После тренировок она всё чаще стала оставаться с Соловьём, и они либо сидели на трибунах, либо, если погода не позволяла, уходили в раздевалку и разговаривали. Поначалу - обсуждали игроков, или драконов, или ворчание Дедала Критского, или даже погоду, на которую Таня любила порой поворчать. Для драконболиста не существовало понятия «нелётная погода», и приходилось пересиливать себя, чтобы подняться в воздух в дождь или метель. Правда, неохота её брала только пока она стояла на земле, уже через пять минут полёта восторг захватывал её, и погода отходила на второй план.

Но невозможно было каждый раз обсуждать одно и то же: игроки не менялись каждый месяц, драконы вели себя в целом одинаково, Дедал раз от разу не выдавал ничего нового, и даже погода не изобиловала особым разнообразием. И постепенно к темам разговоров добавилась танина учёба. Первое время, необъяснимо для Тани, Соловей реагировал на это мрачно, но неизменно помогал ей, хотя Гроттер и не просила. Лишь потом она поняла, что старый тренер считал, будто им пользовались, и испытала целую гамму чувств от обиды, что тот о ней такого мнения, до удивления, от чего он в таком случае сразу не отправил её в библиотеку к джинну Абдулле. Не осталась в стороне и уязвлённая гордость: Соловей правда думает, что она так никчёмна, что сама не справится?

Но больше всего Таня не могла понять, почему он всё же помогал ей, если это так претило его натуре и казалось ему... унизительным? Логика и здравый смысл подсказывали, что Соловей мог хотеть, чтобы у неё оставалось больше времени на драконбол, а тихий голосок в глубине души, что можно было назвать интуицией, шептал, что Соловей просто хотел проводить время с Таней, и не так важно, чем они занимаются.

На балкон вышел Ванька, держащий в руках пряник. Над его ухом пищал, потрясая письмом, купидончик. Валялкин освободил пряник от упаковки и протянул крылатому почтальону. Тот с довольным видом запихал пряник в сумку, сверху небрежно сунул конверт и полетел, то и дело проваливаясь в воздушные ямы.

Родителям пишешь? - спросила Танька, провожая купидончика взглядом.

Ванька кивнул.

Рождество. Отец... отмечает, - неохотно ответил он. Таня уловила невысказанное: отец не столько отмечал, сколько использовал это как повод выпить.

Так вот чего Гробыня... - догадалась она, но осеклась, бросив взгляд на Ваньку.

Чего Гробыня? - будто не заметив её заминки, переспросил тот.

Увлеклась гаданиями, - пояснила Таня не более охотно, чем ранее Ваня упоминал отца. И о чём, спрашивается, они вообще могли говорить, если куда ни ткни, так запретная тема?

На суженного? - спросил он. Танька кивнула. - А ты? Не гадаешь?

И без гаданий мне... суженных хватает, - буркнула Таня и резко вскинула голову, отчего снежинки, успевшие покрыть её голову, взметнулись, устраивая локальный снегопадик. - Я замёрзла, - заявила она и быстро ушла с балкона.

Избегать Ваньку она начала как-то незаметно, лишь на совместных парах продолжая неизменно садиться с ним, но просто для того, чтобы это место не заняла Зализина. Конечно, позиция «сам не гам и другому не дам» чести ей не делала, но она была согласна на кого угодно рядом с Ваней, только не на Лизку, и сама не могла объяснить такой избирательности.

Она влюблялась в Ваньку медленно и словно неохотно, не до конца понимая, что вообще такое «любовь» и с чем её едят, а разлюбила как-то в раз, просто проснувшись утром и не обнаружив на привычном месте привычных чувств, хотя ещё долго ревновала его, считала своим и не согласна была отпустить, и её саму тяготило это несоответствие мыслей и действий.

Вернувшись в комнату, Таня обнаружила осколки зеркал и оплавленные подсвечники. Склепова валялась на кровати, сложив ноги на подушке, и листала «Сплетни и бредни». Увидев Гроттершу, она отшвырнула журнал и села на кровати.

Они показали мне Гуню! Прикинь? Мне, такой замечательной, всю жизнь жить с этим... мужланом? - запнувшись и не сразу подобрав Гломову подходящего определения, гневно выдала она. - Я так и представляю себе, как в старости прошу этот Гломус-вломус принести мне стакан воды! А ты чего такая мокрая? - без перехода спросила Гробыня, окинув Таню внимательным взглядом. - Рыдала возле камушка? - вкрадчиво добавила она, имея в виду, конечно, тот камень, на котором Леопольд Гроттер оставил стрелку-направление на Лысую гору.

Принимала душ в одежде, - огрызнулась Таня, которой Склепова попала по больному месту, и сердито буркнула заклинание, высушивая кофту и волосы. Распалившись, она выстрелила ещё несколькими искрами, Какновусом чиня зеркала и восстанавливая подсвечники. Одна из искр получилась красной, и Таня потрясла руку с перстнем, словно это была его вина.

Гробыня прищурилась. Цвет искры не остался ею незамеченным.

Кто-то слишком много играет в драконбол? - насмешливо поинтересовалась она. Разумеется, имелось в виду, что кто-то слишком много общается с Соловьём, но Гробыня была девушкой дальновидной, научившейся различать настроение Тани, и потому воспользовалась нейтральной формулировкой. - Ванечка-то не ревнует? - не получив отпора сразу, она мгновенна стала наглее.

Сиди со своим Гуней и не лезь в чужие отношения, - фыркнула Таня.

Да ну, это просто гадание дурацкое, - поморщилась Склепова. Она и так слишком долго удерживала в себе возмущение, чтобы пожаловаться Гроттерше, и сейчас быстро отошла, вновь становясь собранной и деловитой. - Оно всё врёт. Давай ты тоже погадаешь?

Я не буду, - отказалась Танька, но Гробыня, не слушая её, уже доставала новую пару свечей.

Воткнув их в подсвечники и выровняв зеркала, она проинструктировала Таню:

Выключаешь свет, зажигаешь свечи и смотришь в отражение зеркала в зеркале.

- «Чур меня» говорить? - вздохнув, поинтересовалась Гроттер. Она уже поняла, что ей не отвертеться. Да и не очень-то хотелось, если быть честной. Любопытство потихоньку побеждало.

Ага, особенно если мертвяка увидишь, - насмешливо подтвердила Гробыня. - То-то он рад будет, если ты зачураешься, - она хмыкнула и выскользнула из комнаты, оставляя Таню наедине с зеркалами.

Та ещё помедлила с минуту, но затем шепнула Пробкис вырубонис и сразу после - Панидис паленус . Одна за другой полыхнули две зелёные искры. Свет погас, а свечи загорелись.

Таня вглядывалась в зеркало, но видела лишь своё отражение и отсвет свечей. Раздосадованная, она уже подняла было руку, чтобы затушить их, но тут что-то неуловимо изменилось, и в коридоре отражений появилось мужское лицо. Едва увидев повязку на глазу, она узнала его и резко вскочила, ударив коленом стол. Упала и погасла одна их свечей, и видение тут же исчезло.

Когда Гробыня вернулась в комнату, зеркала и свечи стояли на своих местах. Таня убрала даже капли воска, оставшиеся от упавшей свечки.

Ты права, дурацкое гадание, - сказала она, не дожидаясь вопроса.

Что, поручика Ржевского показало? - заржала Гробыня.

Тоже Гломова, - с невозмутимым видом отозвалась Таня, с удовольствием отмечая мелькнувшую на лице Склеповой тревогу. Гуня ей был как будто не нужен, но он всегда оставался «крайним вариантом», наличие которого успокаивало и придавало уверенности.

Утром Таня отправилась на Белую магию к Сарданапалу, а после - в библиотеку, вернуть «условно дочитанную» книгу и взять какой-нибудь справочник по гаданиям. Может быть, Гробыня ошиблась, и это гадание показывало... любимого преподавателя? Хотя Гломов, конечно, на преподавателя походил мало. Тогда... любимого собеседника? Снова сомнительно: Гробыня, конечно, обладала извращёнными вкусами, но даже она вряд ли находила беседы с Гуней настолько увлекательными. Куда ни глянь, а иначе появление Гуни, кроме как любовью, которая, как известно, зла, объяснить было сложно. Оно выходило натянутым, это объяснение. Получалось, что и Соловей... Думать об этом было неловко. Все их разговоры касались весьма общих тем и никогда - личных, а тут она вдруг придёт и признаётся Разбойнику в любви? Она могла представить, как он хмыкнет, постучит себя костяшками по лбу, а затем рявкнет, чтобы она выбросила весь бред из головы и шла на поле, а сам ляжет на нижнюю трибуну и будет долго-долго неотрывно смотреть на неё под бормотание Дидала Критского. Вот бы попросить Ягуна подзеркалить его в этот момент, да только вряд ли Соловей так просто поддастся, а подставлять друга не хотелось.

Книг про гадания, как и про любовь с её любовными заклинаниями, в библиотеке находилось великое множество, можно было запросто убить не один вечер даже на быстрое пролистывание. И как только у Гробыни хватало терпения изучать всё это?

Впрочем, то гадание, которое искала Таня, встречалось часто и везде отмечалось, как одно из самых точных, так что она остановилась уже на первых пяти книгах. Конечно, можно было бы ограничиться и вовсе одной, но привычка - страшная сила: при выполнении домашних заданий всегда рекомендовалось пользоваться несколькими источниками.

Выйдя из библиотеки, Таня поспешила в зал Двух стихий на обед: завтрак она сегодня проспала, и есть сейчас хотелось просто зверски.

Скатерть попалась приличная - картофельная, и Таня уплетала драники за обе щёки под ворчание недовольного Ягуна. Шоколадная скатерть попадалась им последний раз дней пять назад, и тот считал, что это слишком давно.

Не иначе как наш стол прокляли! - заявлял он и после обеда убегал то к Ягге, то к себе в комнату за новым лысогорским каталогом «Примочки крутых магов», выискивая очередной амулет, способный снять проклятие и вернуть ауру удачливости. Таня, не без оснований считавшая, что шоколадная скатерть и раньше попадалась им не чаще, смотрела на его беготню сквозь пальцы, разделяя мнение Гробыни «Человек без загонов - мёртвый человек!», любившей этой фразой оправдывать любой свой поступок, не вписывающийся в рамки негласных правил общества, в котором она находилась в тот или иной момент.

Утолив первый голод, Таня включилась в застольный разговор и принялась поглядывать по сторонам, то и дело бросая взгляд на Соловья, раз от разу тревожнее.

Сегодня был последний учебный день перед зимними каникулами, на которые очень многие покинут замок: ученики отправятся по домам проведать родных, а магспиранты, особенно из тёмных, собирались праздновать Новый год на Лысой горе. Она становилась в это время особенно неспокойной, но именно щекотавшее нервы ощущение опасности всех туда и влекло.

В замке оставались немногие; из команды по драконболу, не считая их с Ягуном, человека два или три. О полноценных тренировках в таком составе речи и не шло, а уж если учесть, что эти два или три человека... да и Ягун, пожалуй, тоже, скорее всего захотят под разными предлогами откосить, Таня имела все шансы остаться с Соловьём на заснеженном поле один-на-один. Сможет ли она сделать вид, что ничего не изменилось, и скрыть свои мысли от проницательного Соловья? Если бы...

Стоило ей подумать про каникулы и про Соловья в одно время, как она вспомнила про Новый год и подарки. Ваньке и Ягуну она их уже заготовила, а вот нужно ли дарить что-то тренеру? Другим преподавателям она собиралась преподнести особые магические открытки, но, если говорить откровенно, это было скорее просто чтобы продемонстрировать свои успехи: посмотрите, чего я достигла! Папа, которого мне то и дело ставили в пример на первых курсах обучения, мог бы мной гордиться!

Перед Соловьём хвастаться не хотелось. Да и магия как таковая его беспокоила мало. Подарить что-то, связанное с драконболом? Сомнительно, что она сможет его удивить: за четыреста лет страстного увлечения этим видом спорта чего он только ни видал.

Вечером тридцать первого в зале Двух стихий начался праздник. Все столы были сдвинуты в одну линию, на них красовались самые «вкусные» скатерти из ежедневного набора и несколько из личного запаса академика.

Преподаватели тоже были в усечённом составе: вовсе не все из них хотели провести праздники в обществе коллег. В том числе отсутствовал Поклёп Поклёпыч, и Сарданапал, задумчиво пошевелив усами, снял ограничение на алкоголь для старших. Дело пошло веселее. Кто-то притащил лопухоидный mp3-проигрыватель и колонки, на шум слетелись привидения, предприимчивый Ягун, послав пару купидончиков Шурасику, соорудил магическое подобие диско-шара, и «культурный» «тихий» вечер мало-помалу превращался в весёлую вечеринку. За полчаса до полуночи притащилась Гробыня, заявившая, что Лысая гора успела её достать и всей радости там - заполонившие дороги мертвяки, клянчащие поздравление с такой частотой, что тюфяков для всех не напасёшься, и с её появлением даже заядлые тихони слетели с катушек.

Когда Склепова после третьего бокала шампанского подряд (с дороги очень пить хотелось!) заявила «плевать, что это не Рождество, а Новый год» и начала развешивать всюду омелу, Таня поняла: настал момент уходить по-английски.

Дойдя до комнаты, она взглянула на часы: до полуночи оставалось пять минут. Соловья не было в общем зале, и либо он в таком случае находился на драконбольном поле, либо Таня ни черта его не знала.

Подхватив коробочку с подарком, она вскочила на контрабас и вылетела через окно своей спальни.

На трибунах было пусто, в раздевалке - тоже, и оставался только один вариант. Аккуратно соскочив с контрабаса и убрав его в футляр, Таня приоткрыла ворота ангара Гоярына. Буквально щёлочку, чтобы быстро протиснуться и не разбудить чуткого дракона полоской лунного света.

Гроттер? - раздался в темноте негромкий знакомый голос, и Таня чуть улыбнулась: угадала. Она оставила инструмент у входа и наощупь двинулась в темноте, не став дожидаться, пока глаза привыкнут ко тьме.

Споткнувшись, она чуть не упала, но вовремя была подхвачена Соловьём. Смущённо высвобождаясь и присаживаясь рядом, она внезапно поняла, что, оказывается, давно хотела проверить, насколько сильны его руки и крепки объятия.

Прижавшись спиной к тёплому боку Гоярына, Таня нащупала ладонь Соловья. Она хотела вложить в неё свой подарок, но Разбойник внезапно сжал её пальцы, и она так и замерла, боясь даже дышать громко.

Что ты здесь делаешь? - спросил наконец Соловей, отпуская её руку.

Принесла вам подарок, - отчего-то шёпотом ответила Таня, сбитая с толку. Она протянула коробочку и случайно коснулась ею его несгибающегося колена.

Вздохнув, Соловей что-то быстро шепнул и в воздухе перед ними зажёгся огонёк. Таня давно заметила, что преподаватели часто произносят заклинания едва слышно, и гадала, к чему это. Они используют что-то тайное? Или хотят создать впечатление, что пользуются невербальной магией? Ей было невдомёк, что эта привычка у многих сохранилась со времён магических воин, когда дать противнику понять, какое заклинание ты использовал, значило подписать себе смертный приговор. Другие же просто перенимали её, хотя часто сами не знали первопричины.

Взяв коробочку, Соловей зубами разорвал ленту и снял крышку. Внутри лежало зеркало. Он хмыкнул.

А набора косметики под потайным дном ты не спрятала?

Это зеркало, открывающее истинное отношение человека к кому-либо или чему-либо, - пояснила Таня, видя, что Соловей не спешит брать его в руки. - Обычно его использовали влюблённые, чтобы узнать, взаимны ли их чувства.

Подозреваешь меня в тайной влюблённости? - тихо фыркнул Разбойник, перебивая Таню. Та смутилась.

Нет, я просто... Я прочитала, что оно подходит не только для этого. Ну, все обычно использовали его из-за любви, но его можно также спрашивать и про увлечения... чтобы узнать, это на неделю или на всю жизнь. И я подумала, что можно так проверять игроков перед тем, как взять их в сборную... - закончила она совсем тихо и неуверенно. Казавшаяся блестящей поначалу идея, озвученная вслух, потеряла всю привлекательность и выглядела просто жалкой.

Соловей всё-таки взялся за ручку зеркала и взглянул в него, выглядя задумчивым.

Ты его проверяла? - спросил он, изучая танино отражение.

Нет, тот, кто первым спросит у зеркала что-то, становится его хозяином на следующие пять лет. А если он решает продать или подарить его кому-то, то зеркало его проклинает, - смущённо добавила она.

Так и думал, что где-то тут есть подвох, - усмехнулся Соловей. Судя по его виду, после такого уточнения зеркало стало нравиться ему куда-то больше.

«Тёмный маг, что с него взять...», - подумала Таня.

Ревнивые артефакты обычно наиболее точны в выполнении своих функций. Оно проклинает потому, что его даром пренебрегли, и слишком дорожит собой, чтобы оставаться у кого-то одного надолго, - проговорил Соловей, словно объяснял свой внезапно возникший интерес, и Таня всполошилась: не подзеркаливает ли? Но блок был на месте, и она успокоилась. - Где ты взяла его? - спросил он вдруг, опуская руку с зеркалом и глядя на Гроттер уже открыто.

В лавке проклятых предметов на Лысой горе, - ответила она с ребяческим блеском в глазах.

Что-о? - протянул Соловей, ожидая, видимо, услышать историю в духе «взяла случайно, а на нём и проклятия нет» (и тут он бы напомнил про отсроченные проклятия) или «взяла несколько предметов с противоположными проклятиями, и они нейтрализовали друг друга» (и тут он бы сказал, что поступок по-идиотски безрассудный, ведь чаще проклятия, наоборот, усиливают друг друга, а не стремятся победить).

Я попросила однорукого мертвяка принести его, пообещав взамен помочь ему закопаться на рассвете, - произнесла Таня, явно гордясь своей находчивостью.

Соловей хмыкнул. Этот вариант ему понравился.

Нужно, чтобы стекло запотело. Тогда на нём пишется вопрос. Отвечает зеркало как-то также, - Таня вспомнила, наконец, что так и не объяснила, как им пользоваться.

- «Как-то также»? - уцепился за формулировку Соловей.

Про это было смутно написано, - призналась она. - Почти никто не делился тем, что и как ответило зеркало. Но оно точно не в голос говорит, - добавила Таня. Уточнение было важное: многие артефакты подобного типа грешили тем, что объявляли свои ответы во всеуслышание, пренебрегая такими понятиями, как «тайна» и «каждому встречному знать не полагается». Иные артефакты ударялись в другую крайность: узнать ответ мог исключительно спросивший, остальные забывали его тут же, даже если им его пересказали.

Ладно... Проверим, - решился внезапно Соловей и поднялся, быстро, насколько позволяла больная нога, подходя к морде Гоярына. Огонёк поплыл за ним, и Таня осталась в темноте.

От горячего дыхания спящего дракона зеркало быстро запотело, и Соловей принялся быстро водить по нему пальцем. Как Таня ни вглядывалась, ни слова разобрать она не смогла.

Что ответил ему артефакт, Таня знать тем более не могла, однако в лице Разбойник изменился сильно. Его эмоции напомнили Гроттерше её саму после гадания: словно зеркало показало жутчайший бред... ну что там Гоярын, например, на самом деле мечтает их схрумкать, закусив на десерт Тарарахом.

Вернувшись к Тане, он аккуратно положил зеркало обратно в коробку и закрыл её, приваливаясь к спине Гоярына и прикрывая глаза.

Гроттер... Не обидишься ли ты, если я твой подарок подарю тебе завтра? - спросил он спустя пару минут спокойным голосом, словно ничего не произошло.

Не думала, что вы собираетесь дарить мне подарок, - хмыкнула Таня.

Не думал, что соберусь подарить тебе подарок, - серьёзно отозвался Соловей.

Если это просто... подарок в ответ из вежливости, не нужно, - попросила она. - Подарите мне просто право никогда больше не вставать с Зализиной в пару на тренировках.

Соловей усмехнулся.

Тогда у тебя будет уже два подарка, а это нечестно, - отказал он. - Ступай, Гроттер, уже поздно.

Двери ангара приоткрылись, намекая, что спорить бесполезно. Разбойник протянул руку и поймал в ладонь огонёк, гася его.

Таня встала и двинулась на выход. Подхватив футляр с контрабасом, она обернулась.

С Новым годом.

В ответ ей донеслось тихое:

С Новым годом.

Вернувшись в замок, она словно попала в другой мир: вечеринка из зала Двух стихий перешла на все этажи. Празднующих на самом деле было немного, но впечатление создавалось, что сюда слетелась вся школа.

Она едва успела забросить контрабас в комнату, как её нашёл уже изрядно опьяневший Ягун и куда-то потащил. Хотевшая сначала отсидеться в спальне Таня сдалась и решила, что никто не умрёт, если она один раз позволит себе расслабиться и перестанет пытаться остаться в стороне от веселья.

Она проснулась на утро с больной головой и едва вспомнила, что нужно сделать, чтобы на тумбе появился стакан воды.

Сначала на ней появилась просто вода без стакана и брызнула во все стороны. Сушить тетради Таня не решилась, опасаясь случайно их сжечь. Во второй раз возник стакан, но чему-то из папье-маше и без воды. На третий - стакан с водой, но от воды сильно несло болотом, а на дне плавала кувшинка. Лишь четвёртая попытка увенчалась успехом, и Таня жадно принялась пить.

Уже успевшая привести себя в порядок Гробыня сжалилась и сообщила Гроттерше антипохмельное заклинание. Почувствовав себя значительно лучше, Таня поблагодарила Склепову и отправилась в душ. По пути обнаружилось, что на самом деле уже не утро, а день, джинны уже привели в порядок Тибидохс, а вернувшийся Поклёп Поклёпыч долго брюзжал, а затем вернул ограничение на алкоголь. Перестаравшись, он в порыве воспитательной работы наложил заклятие такой силы, что у кого-то исчез даже кефир, использовавшийся как «народное антипохмельное средство».

Посвежевшая и переодевшаяся Таня вернулась в комнату и заметила, что контрабас лежит не так, как она оставляла его обычно. Проведя ладонью по боку футляра, она вспомнила весь вчерашний вечер в деталях, особенно разговор с Соловьём. Интересно, что за подарок он ей приготовил?..

И где тренера, собственно, искать?

На улице снова валил густой снег, и Таня, как ни пыталась, не смогла обнаружить в себе желания ни лететь, ни идти на драконбольное поле.

К счастью, в замке ещё остались джинны, занимавшиеся до этого уборкой, и один из них снизошёл до разговора с магом, сообщив, что Соловья на драконбольном поле нет, иначе он бы просто не отпустил никуда джиннов, пусть даже и с Поклёп Поклёпычем: из детей Гоярына спал только Ртутный, остальным нужно было наполнить поилки.

Впрочем, к драконам отправился Тарарах. Несмотря на то, что отрывался он вчера не меньше учеников, а выпил так и вовсе больше всех, ни усталость, ни похмелье его не беспокоили, что вызвало зависть у Гуни Гломова, который после наведённого завучем порядка лишился оставленного «на опохмел» пива, а воспользоваться заклинанием не мог ввиду врождённого тугоумия, и даже Гробыня тут ничего не могла поделать.

Соловья Таня нашла, как ни странно, в зале Двух стихий. Обычно полный народу, сейчас он был совершенно пуст, не считая их двоих. Кто-то всё ещё отсыпался после сумасшедшей ночи, кто-то локально собрался в чьей-то спальне, большинство же просто пережидали, пока утихнет Поклёп, чтобы потом продолжить.

Доброе утро? - усмехнулся Соловей, когда Таня подошла к нему.

Вы сами когда легли? - буркнула она, пряча рвущуюся на губы улыбку. Она была рада видеть Соловья и особенно рада, что для того, чтобы увидеть его, не пришлось тащиться сквозь метель. Выглядело так, словно раньше она приходила к нему, а теперь он пришёл к ней.

Я уснул в ангаре Гоярына сразу, как ты ушла, - с непроницаемым лицом сказал Соловей. Он лукавил: сон долго не шёл к нему, занятому размышлениями. - Дай руку, - попросил он, переводя тему, и Таня взглянула на него непонимающе, но руку дала.

Он провёл пальцами по её запястью, а затем застегнул на нём браслет с маленьким кулончиком. Таня поднесла его поближе к глазам и разглядела стрелу с надломленным наконечником.

Соловей наблюдал за ней и неосознанно коснулся шрама на месте выбитого глаза.

Таня вскинула голову.

Это, - кивнув, тихо подтвердил Разбойник.

Она провела пальцем по стреле, а затем, как-то судорожно вздохнув, наклонилась и быстро поцеловала Соловья в губы, прижимаясь к нему. Соловей обнял было её в ответ, но со стороны коридора послышались голоса, и Таня отпрянула.

Надеюсь, ты не скажешь, что мне нужно сначала закончить магспиратуру, - быстро выпалила она и, развернувшись, почти выбежала из Зала, оставив Соловья потрясённым и растерянным.

Таня остановилась, когда оказалась у камня со стрелкой отца. Тяжело дыша от быстрой ходьбы и сотни преодолённых ступенек, она привалилась спиной к стене. В глаза бросилась старая, выученная уже наизусть фраза:

«Выше нос, Лео! Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон!»

Таня усмехнулась про себя. Вот уж точно мгновенный перевертон. Сложно придумать что-то, лучше описывающее происходящее.

Она прикрыла глаза и свистнула купидончика. Хотелось срочно сказать Соловью кое-что, но встречаться с ним лицом к лицу она пока была не готова. Достав из воздуха тетрадь, она досадливо перелистнула первые, ещё влажные страницы, и вырвала лист из середины. Вместо пера в руку ей прыгнул невесть откуда взявшийся голубь. Пару секунд тупо на него посмотрев, Таня поняла, что вместо пера подспудно пожелала получить ручку из своего старого пенала, хранившегося на лоджии в квартире дяди Германа. Она не знала, что тётя Нинель давно уже выбросила все её вещи, и ручки на лоджии просто не было, зато рядом как раз в этот момент пролетал голубь.

Вздохнув, Таня заставила себя успокоиться. Было очевидно, что в моменты волнения и рассредоточенности магия у неё начинает чудить, выдавая совершенно неожиданные результаты. Она попробовала ещё раз и теперь уже достала перо. Даже с чернильницей, которую от неожиданности чуть не разлила.

«Я гадала в ночь перед Рождеством.
Т.»

За угощением вернёшься позже, - сказала купидончику Таня, складывая лист вдвое и разглаживая на месте сгиба. - Соловью, - она вручила возмущённому купидончику записку. Тот сначала явно собирался стоять на своём, не собираясь и взмаха крыльями сделать без пачки печенья, но затем прикинул, что лететь в пределах острова и махнул рукой. Зато потом можно будет потребовать целых две плитки шоколада. Отсроченная оплата, проценты... Этот купидончик явно переобщался с Семь-пень-дыром.

Конечно, Тане ничего не стоило телепортировать угощение хотя бы и из шкафчика тёти Нинели, как она проделала это недавно с тетрадью, голубем и пером, но её настолько затопили сейчас эмоции, что она опасалась перестараться и перенести сюда сам шкафчик.

Ответ пришёл быстро. На обратной стороне таниного листа было криво, словно Соловей тоже писал на коленях, нацарапано:

«Не скажу.
С.»

И ответ этот явно был на её сказанные последними слова, а не на записку.

Главная » Выбор велосипеда » Еще покажем в. Лидер команды Extreme Sakhalin Иван Бутаков: мы еще покажем сахалинский стиль на Олимпиаде