История атлетики от Российской империи до России: Сали Сулейман. Все наши герои
Мало из каких российских фильмов последнего времени вызывал столь бурные дискуссии в социальных сетях, как художественная кинолента молодого режиссера Глеба Орлова «Иван Поддубный», вышедшая в широкий прокат. История легендарного атлета-борца, который по утверждениям авторов фильма, за 40 лет выступлений в различных турнирах, не проиграл ни одной схватки. Справка АиФ-Дагестан
Среди многоголосья восторженных откликов на фильм было немало и тех, кто усомнился в «непобедимости» «Железного Ивана». Назывались имена известных борцов прошлого столетия, в их числе и двух великих дагестанских силачей Ал-КлычаХасаева и Мамма-КочапМахтулаева (Сали-Сулеймана), коим удалось одолеть «Чемпиона чемпионов». Иные полагают, что это не более чем горская легенда и никаких фактов, подтверждающих встречу этих борцов на ковре, не имеется.
Где здесь истина, а где стремление выдать желаемое за действительное, мы попытались узнать у известного поэта и прозаика, собирателя старины, автора художественно-исторического романа «Сали-Сулейман» Магомед-Наби Халилова.
Короткая память
Просматривая многочисленные российские справочники о борцах прошлого, я практически не встречал упоминания о наших атлетах. Есть «Казбек—Гора» - осетин ТемирболатКонуков, немало лестных слов пишут о «Черном Иване» - казахе Кажимукан-хаджиМунайтпасове, достойно представлена целая плеяда русских богатырей - Поддубного,Заикина, Шемякина, Вахтурова, Кашеева… И стоит ли в таком случае удивляться тому, что многие в России рассказы об Ал-Клыче и Сали-Сулеймане и их громких победах, посчитают лишь за красивую горскую легенду. А Вы, что думаете об этом?
Все, кого вы тут назвали - великие спортсмены ушедших эпох, с драматическими и поучительными судьбами не проясненные до конца в исторических фактах. Люди, поднявшиеся на вершины спортивного Олимпа из простых крестьян и грузчиков и еще при жизни ставшие легендами.Вы спрашиваете, почему в справочниках нет имен двух наших дагестанских батыров? Если ответить в двух словах-память коротка.Посмотрите, как чтят в соседнем Казахстане упомянутого вами Мунайтпасова,многократного чемпиона мира по французской борьбе, кстати, единственного борца-мусульманина, совершившего в 1912 году паломничество в священные места.
Мамма-Кочап Фото: личный архив
По поручению правительства Казахстана, целая группа ученых перелопатила многие тома архивных документов,перелистала не одну страницу старых журналов и газет в поисках данных о Мунайтпасове.Копии всех собранных материалов были переданы российским коллегам. И не удивительно, что во всех справочниках о борьбе, довольно подробно излагается спортивная карьера казахского богатыря.Сейчас это один из самых почитаемых национальных героев Казахстана. А чем можем похвастаться мы?
-Но, что-то все же удалось собрать за эти годы?
В дореволюционном Дагестане Ал—Клыча в народе почитали чуть ли ни как святого,непревзойденного и непобедимого волшебного богатыря, ставшей живой легендой для земляков.Он играючи перетаскивал огромные валуны,которые не могли сдвинуть несколько человек, вязал узлы из толстых железных прутьев, ломал по несколько сложенных подков,рвал цепи и толстые канаты,на его плечах гнулись рельсы узкоколейки, ломались телеграфные столбы,он поднимал лошадь с всадником над собой…Все это до сих пор бережно хранится в людской памяти.Что же касается его выступлений на борцовских аренах, об этом мы пока знаем не такмного, как хотелосьбы. Свидетельством его ярких побед на коврах Ирана,Турции,Франции,Китая,Азербайджана и многих городов Российской империи были многочисленные награды и чемпионские золотые пояса.Перед арестом и последовавшим за ним расстрелом в 1920 г.,все эти спортивные трофеи были конфискованы новой властью и о дальнейшей их судьбе ничего неизвестно.Только в 1993 г. Ал-КлычХасаев был реабилитирован и с него сняты все обвинения.
Что же касается Сали-Сулеймана, то он с 18 лет жил вдали от родных мест и о его блистательной карьере в Дагестане знали лишь понаслышке. Сали-Сулейман объездил полмира,он был увенчан многими громкими титулами: «Непобедимый лев Дагестана», «Кавказский Геракл», «Кумир Востока». В его копилке были победы над такими выдающимися борцами того времени, как поляк Станислав Збышко-Цыганевич,эстонец Георг Лурих, француз Рауль ле Буше,датчанин Нес Педерсен, итальянец Джованни Райцевич, бельгиец Омер де Бельон,иранец Белал, американец Том Конан, турок Юсуф, а также российские супертяжеловесы Иван Заикин, Николай Вахтуров,Иван Шемякин.
Схватка с хищниками
Вокруг имен знаменитых силачей всегда ходят легенды.Часто им приписывают невероятные подвиги.К примеру,рассказы старожилов о том, как Ал-Клыч разорвал пасть льва, а Сали-Сулейман в свою очередь одолел тигра.Этому есть какие-то документальные подтверждения?
О схватке со львом рассказывала приезжим журналистам сестра Ал-Клыча.Кроме того, многие односельчане подтвердили факт, что в доме силача долгое время на стене висела шкура убитого им льва.Также об этом случае рассказывали дагестанские отходники, находившиеся на заработках в Санкт-Петербурге и бывшие очевидцами поединка Ал-Клыча в городском цирке.Недавно мне в руки попала небольшая заметка николаевского (Украина) краеведа Вячеслава Чунихина, в которой описывается схватка знаменитого силача Рубена(таково было цирковое прозвище Ал-Клыча) Хасаева с разъяренным животным.Правда, не со львом, а двухтонным быком. К великому восхищению горожан, заезжий атлет быстро справился с огромным животным.
Сали-Сулейман Фото: личный архив
История, приключившаяся с Сали-Сулейманом, также основана на реальном факте. Об этом случае довольно подробно написали в издававшемся в Санкт-Петербурге спортивном журнале «Геркулес». Перед выходом на арену Сали-Сулейман разминался в помещении, в котором находились клетки с дикими животными зверями. Увлеченный разминкой, он не заметил как открылась дверца одной из клеток и перед ним оказался разъяренный бенгальский тигр.Накануне Сали-Сулейман победил испанца Альберто Гонсалеса, который перед схваткой умолял Сали-Сулеймана уступить ему, суля при этом немалый гонорар.Когда представился случай, испанец решил отомстить своему обидчику и выпустил тигра из клетки.Сали-Сулейман не успел опомниться, как зверь всей своей тяжестью навалился на него, но он сумел устоять на ногах и, изловчившись, крепко схватил хищника за горло и бросил наземь. Больше тигр не поднялся. Но и нашему атлету изрядно досталось. Израненный борец был доставлен в больницу, где пролежал три месяца.В больнице его не раз навещал Иван Поддубный, а однажды он явился с оперным певцом Федором Шаляпиным и писателем Максимом Горьким, желающих самолично выразить нашему земляку слова поддержки и восхищения.
Все наши герои
Магомед-НабиМагомедович, Вы так и ничего не сказали о схватках Поддубного с Ал-Клычем и Сали-Сулейманом. Были ли они вообще и если да, то кто из них вышел победителем?
Если строго следовать истине, то конечно у Поддубного были поражения в карьере. В 1903 г. в Париже, на чемпионате мира по французской борьбе, «Железный Иван» уступил французу Раулю ле Буше, которого спустя несколько лет положит на туше Сали-Сулейман. Это была перваясерьезная схватка Поддубного в профессиональной борьбе. Второй случай, о котором мне известно, случился в 1924 г. в Москве. Тогда «Чемпион чемпионов» проиграл молодому Ивану Чуфистову из Нижнего Новгорода по очкам. Правда,Поддубному тогда было далеко за 50.
Сали-Сулеймана и Ивана Поддубного связывала крепкая мужская дружба. Именно русский богатырь одним из первых разглядел незаурядный талант дагестанца. Прославленный борец мало с кем дружил из коллег по цеху, он держался обособленно, поглядывая сверху вниз на новичков. Но к нашему земляку относился с большой симпатией и сыграл в его карьере немалую роль.Благодаря его протекции, Сали-Сулейман получил возможность совершенствоваться во французской борьбе в привилегированном атлетическом обществе Санкт-Петербурга, основанным известным меценатом графом Рибопьером. Часто Иван Поддубный наставлял своего дагестанского друга, давал ему советы, как бороться с тем или иным соперником.Так, в частности, было перед поездкой Сали-Сулеймана во Флоренцию, где дагестанский борец превзошел всех противников, а спустя год в Париже, во второй раз удостоился чемпионского титула. Очная встреча Сали-Сулеймана с Поддубным на одном из турниров, как известно, завершилась ничьей.
А по поводу победы Ал-Клыча над Поддубнымя считаю это вполне вероятным, нужно лишь документальные подтверждение. Хотя, впрочем, я не считаю столь важным акцентировать внимание именно на данном факте. Все они наши герои и воздать долг их подвигу и славе наша святая обязанность. Надо нам, дагестанцам, научиться чтить своих легендарных силачей как это умеют делать русские, казахи, осетины…Может быть когда-нибудь и об Ал-Клыче, и о Сали-Сулеймане снимут фильмы благородные потомки.
Чемпионом мира он не был никогда, как, впрочем, и чемпионом Азербайджана.По той простой причине, что ни тот чемпионат и ни другой в его время не разыгрывался. Хотя и проходили чуть ли не в каждом городе и не в каждом шапито достаточно многолюдные международные турниры по французской борьбе (собственно, так и должна, наверное, официально именоваться та борьба, которую мы с вами еще несколько лет назад знали как классическую, а теперь почему-то стали величать греко-римской, несмотря на то, что узаконили ее и ввели в рамки сегодняшних правил французы и им должен принадлежать приоритет), и непременным условием их проведения было провозглашение самого победоносного чемпионом мира.
Но вот непобедимым львом Дагестана прослыл он, этот человек с огненно сверкающими глазами, с загорелой кожей и массивной, рельефной мускулатурой, легко воспламеняющийся и в то же время в высшей степени приветливый. И вовсе не за пылающий жарким огнем и неутоленной жаждой первенства взор. И не за густую гриву на сызмальства наголо обритой голове. А за поистине львиную хватку, за нечеловеческую неутомимость - в любом деле, к какому бы ни прикасался.
За исключительную порядочность и предельную честность, если только можно было добиваться честности и справедливости под куполом наспех оборудованных цирковых шатров где-нибудь на пыльной бурлацкой окраине Нижнего Новгорода или близ киевских трущоб на крутом берегу Днепра.
За отчаянно смелое покровительство слабым, которых никому не позволял обижать даже словом, и неимущим, из среды которых выбился сам.
За скромность, так до конца и не понятую и по достоинству не оцененную - даже собственными сыновьями...
За, в конце концов, рыцарство на борцовском ковре и подлинное джентльменство в жизни, хотя родился и вырос он в бедной, всегда полуголодной семье, вдали от троп цивилизации.
Давайте согласимся, что эти, именно эти черты и украшают истинного чемпиона - с давних незапамятных времен и по сей день. И не спорьте, пожалуйста, я знавал многих чемпионов - самых разноуровневых, как сейчас модно выражаться не только на политическом сленге, и знаю, что говорю, и за слова свои отвечаю сполна.
Сали Сулейман и был таким - истинным чемпионом.
Каковым сохранился в памяти. В моей, во всяком случае.
Ошибка репортера Акшина
За ту публикацию гонорар я не получил. Получил взыскание.
Потому что допустил в тексте, небольшом, строк всего-то на 80-100, ошибку. Одну. Но - достаточно заметную. Назвав Махачкалу, нареченную в честь красного революционера Магомед-Али (Махача) Дахадаева, не бывшим Петровск-Портом, а бывшей Темир-хан-шурой.
Но редактор был суров по натуре и непреклонен и дважды суров по отношению к начинающим репортерам. А поскольку ваш покорный слуга только-только начинал свой путь в журналистике, отвесил мне безапелляционный выговор и лишил денежного вознаграждения, в просторечье именуемого гонораром, хотя и шепнули мне по секрету ребята из секретариата, что поначалу сам же выписал аж 150 рублей (в исчислении вожделенного 1957 года), что было откровенной щедростью, особенно, если учесть, что ставка моя стажерская была всего в три раза больше...
Без малого полвека минуло с того дня, но всю эту историю помню в мельчайших подробностях и буду помнить до конца дней своих на этой бренной земле. Потому, во-первых, что как-то сразу, с места, как говорится, в карьер понял, что в газете ошибки недопустимы и не прощаются, что, работая над материалом, пусть и крохотным по объему, над самой неприметной заметулечкой, ты обязан со всей тщательностью не просто вычитать текст после машинистки, а и сверить еще и еще раз имена, фамилии, цифры, названия. И во-вторых...
Во-вторых, была та злополучная (а может, как раз наоборот, та, судьбоносною в каком-то смысле для меня ставшая) зарисовочка посвящена Сали Сулейману, знаменитому еще с конца позапрошлого, XIX века азербайджанскому пехлевану. Перед памятью которого по сей день и во веки веков должен склонять голову каждый сколько-нибудь уважающий себя борец Азербайджана, всего Кавказа - и Южного и Северного, да что там - всей СНГ-овии, всей Европы, всего мира!
И - миллион извинений за нескромность - которому скандально известной ставшая та моя юношеская публикация, видимо, так понравилась, что он мудро и благородно сделал вид, что не заметил ошибки. И когда несколько лет спустя мы встретились на каком-то республиканском или бакинском первенстве, он коротко рассмеялся, выслушав мою одиссею, и сказал подбадривающе: “Не робей, сынок, неплохо у тебя получилось!”.
И так сильно тряхнул юношескую хилую ладонь мою, что и сейчас, вспоминая ту нашу встречу, чувствую, как кисть у меня начинает побаливать, а в локте что-то подергивает...
А я ведь ничего хитрого не написал. Специально на днях забрел в “публичку”, поднял подшивку нашей незабвенной “Молодежки”, из которой все мы родом - целая плеяда русскоязычных журналистов-азербайджанцев, и еще раз внимательно перечитал то, что некогда из-под пера моего же вышло.
Нет, ей-Богу, ничего необычного и ничего нового. Те же строки о том, что парнишка по имени Мама (ударение прошу на второй слог поставить! - А.К.) был на подхвате у мясника и очень нравилось ему не только тяжеленные говяжьи туши перетаскивать с утра до позднего вечера, а и ходить вечерами в цирк, гастролировавший в Темир-хан-шуре (теперь-то не ошибусь ни за что! Теперь этот городок в соседнем Дагестане Буйнакском называется, и по-прежнему в его разноязыких кварталах, в одном из которых ближе к концу XIX столетия проживала многодетная семья Махтулаевых, преобладают чистокровные азербайджанцы).
И рвался прямо-таки он на арену, особенно, когда арбитр, сняв картуз и картинно прижимая его к груди, громогласно обращался к публике, предлагая всем желающим помериться силами с кем-нибудь из борцов, чувствовал каким-то интуитивным образом, что сможет одолеть и того, который в красном, и другого, с синим мохнатым полотенцем на втянутой в плечи шее, и даже великана в черной маске, стоявшего, подбоченясь, чуть поодаль от остальных, если поднатужится, сумеет повергнуть.
Но сдерживался, обуздывал свои порывы, стиснув зубы, только и позволял себе мысленно представлять, как выбегает он на ковер, как мгновенно заковывает соперника в свои железные объятия, преодолевая страшное сопротивление, отрывает его от ковра и, совершив с этим неподъемным грузом пару раз поворот вокруг собственной оси, неимоверным усилием воли поднимает над головой и швыряет оземь.
И публика - от нищей галерки, где тише мыши пристроились зайцами проникшие на представление друзья-однокашники, и до усыпанных сверкающими в лучах юпитеров каменьями на пальцах богатеев приходит в экстаз. И крики “Бис! Бис! Браво! Гип-гип ура!” в его честь долго сотрясают округу.
От губернатора Рогге до президента Рогге
Не смею утверждать, что впервые нога его ступила на борцовское ристалище в Баку. История об этом как будто свидетельствует, но что-то не верится, что в той же Темир-хан-шуре ни разу он не попробовал себя на ковре. Тогда откуда взялись те отточенные броски, которыми он блеснул, да не просто блеснул, а поразил на бакинском дебюте?!
Попались мне однажды на глаза дневники некоего полковника царской армии по имени Хан-Гусейн, который во главе им же сформированного 2-го Дагестанского конного полка воевал у стен Порт-Артура в русско-японскую 1904-1905 гг., где, кстати, завязал дружеские отношения с генералами-единоверцами Шихлинским и Мехмандаровым. Так вот он, сей доблестный офицер и упоминает в своих воспоминаниях о добром молодце, взявшем себе в пехлеванский псевдоним имя турецкого султана XVI века Сулеймана I Кануни (опять-таки с ударением на последний слог! - А.К.), в европейской литературе известного как Сулейман Великолепный, а в литературе восточной - как Сулейман Непобедимый, при котором Османская империя достигла небывалого политического и военного могущества, завоевав Венгерское королевство, Закавказье, Месопотамию, Аравию, Алжир и т.д. И под этим именем успевшего начать карьеру, которая обещает стать фантастической.
Не могу простить себе, что отдал кому-то почитать эти очень и очень любопытные мемуары, изданные не то в 1906 году, не то в 1916-м, и они оказались бессовестно “зажатыми”... Но хоть в какой-то степени их утрату компенсируют тщательно мною записанные воспоминания незабвенного профессора Шукюра Гасанова, основоположника и несомненного создателя первого в мире курорта в центре огромного промышленного города - бакинской Зоны здоровья, которая при нем снискала планетарную известность и славу благодаря им лично внедренным методам нетрадиционного лечения и продления творческого долголетия, но после его кончины захирела и ныне представляет собою заурядное медучреждение...
— Запомните и непременно обнародуйте, — говорил почтеннейший Шукюр Мамедович, и глаза его загорались тем огнем, которым, наверное, и был он страшен своим соперникам, когда в далекой молодости выходил на борцовский ковер и чаще побеждал, нежели покидал его побежденным. — Первую свою гастроль Сали Сулейман, с которым меня связывали десятилетия дружеских отношений, дал именно в Баку, и было это в театре-цирке Васильева-Вятского, где в постановке специально для этого выписанного из Германии Карла Краузе, достаточно известного в научном мире физика, чьим признанным хобби считалась режиссура, публике были представлены рождественские представления. В этой программе получил приглашение поучаствовать и Мама Махтулаев из соседнего Дагестана, к тому времени только-только “осваивавший” прозвище, которое сделает его впоследствии легендарным. “А покинул спустя несколько дней эту арену он уже полноправным, я бы сказал, Сали Сулейманом, — с энтузиазмом продолжал профессор. — И громче всех, пожалуй, его недюжинной силе, атлетизму, элегантным, как и должно быть во французской борьбе, приемам аплодировали сам бакинский губернатор Николай Рогге и его очаровательная супруга госпожа Елена, подобно мужу, выступавшая в благородной роли покровительницы искусства и спорта!”
Вот уж поистине неисповедимы пути господни! Это, поверьте, была первая мысль, что пришла мне в голову, когда начертал я только что прочитанные вами строки и вспомнил невольно, что самый главный бакинец того времени, как мне уже говорили хорошо знающие историю люди, приходится отнюдь не самой дальней родней нынешнему президенту Международного олимпийского комитета д-ру Жаку Рогге.
И ведь есть же, наверное, нечто незримое, нечто неосязаемое, есть какие-то, простите великодушно, мифические силы, которые генетически программируют подобные нити, во всяком случае, дают веские и не лишенные оснований поводы для подобного рода хотя бы размышлений...
Первый этаж десятиэтажного дома
В 60-х годах на месте большого, на весь квартал десятиэтажного здания, известного бакинцам, как комбинат быта “Айнур”, находился одноэтажный жилой дом. Там с семьей жил легендарный силач-атлет, заслуженный артист Азербайджана и народный артист Дагестана Сали Сулейман.
Это всего-то в 300 метрах от старого дореволюционного цирка Никитина на Биржевой - так тогда называлась теперешняя улица Узеира Гаджибекова. На арене этого цирка обладавший фантастической природной мощью Сали Сулейман демонстрировал восхищенным зрителям разнообразные силовые аттракционы, не ведая неудач, выступал на турнирах и чемпионатах профессионалов по французской борьбе.
Бакгорисполком не раз предлагал ему многокомнатные квартиры. Сали Сулейман всегда наотрез отказывался: “Да я в первый же день перессорюсь со всеми соседями! Никому не дам отдохнуть после работы. Своими гирями, штангой пробью стены и потолки. Для моих тренировок - только первый этаж с крепкими перекрытием и полом”.
Началась же спортивно-артистическая карьера Сали Сулеймана в 1896 году, когда на очередные гастроли в Темир-хан-шуру приехал цирк Макса со спортивной труппой - участниками очередного международного турнира по французской борьбе.
Шапито разбили у подножия скалы Кавалер-батарея, на вершине которой в 1356 году стояла юрта “Сотрясателя Вселенной” — Тамерлана — во время его похода в Дагестан. Отсюда и название города —- Темир-хан-шура (переименованного много-много позже по иронии судьбы в честь красного конника Улубия Буйнакского).
На одно из представлений цирка сельчане из кумыкского аула Нижнее Казанище прихватили земляка - черноволосого шестнадцатилетнего крепыша, несмотря на юный возраст обладавшего недюжинной силой - Маму Мухталиева.
Когда один из борцов — индус Кахута, положив на лопатки соперника, по обыкновению предложил кому-нибудь из публики померяться силой, цирк прямо-таки загудел:
— Мама, выходи! Мама, выходи!..
Мухталиев поначалу растерялся.
Но ослушаться их не мог. Не без волнения вышел-таки на ковер.
И тут случилось чудо: на глазах у всех Мама припечатал к ковру здоровяка-индуса.
Разглядев в молодом горце недюжинный талант борца, буквально в тот же вечер распорядитель-рефери включил его в цирковую труппу, а потом с позволения родителей увез в Санкт-Петербург, где под началом опытных профессионалов начал тот по-настоящему осваивать секреты французской борьбы.
Со временем, участвуя в различных чемпионатах, а их в году было около десятка в разных городах, он объехал почти всю Россию, боролся в Иране, Турции, Польше, Франции, Германии, Азербайджане, Грузии, не раз удостаивался чемпионских титулов, золотых медалей и ценных призов.
Судьбе было угодно, чтобы Сали Сулейман долгие годы был моим соседом по улице. Это был на редкость доступный, радушный, гостеприимный и, несмотря на внушительную осанку, мягкий и веселый человек.
Долгими летними вечерами, когда остывал асфальт, Сали Сулейман, молодецки закрутив кверху усы, чинно усаживался у своих дверей, любезно раскланиваясь с прохожими. А если кто-нибудь из них проявлял любознательность, дотемна вспоминал о забавных эпизодах из своей богатой спортивной биографии. И были эти рассказы яркими, самобытными, как и сам атлет-легенда, навсегда вошедший в историю нашего спорта.
Вот какие проникновенные, без преувеличения, строки опубликовал однажды добрый старый мой приятель-коллега Фаик Закиев, и я ему очень признателен, что позволил он мне позаимствовать их с несущественными купюрами.
Аллах в помощь и “Аллах!” тоже
Скажу - не поверите: Сали Сулейману было уже 70, а он еще боролся! Сам, собственными глазами видел его на арене старого бакинского цирка, где сейчас Дом связи на улице Узеирбека Гаджибекова, неподалеку от площади Азадлыг, в 1949 году.
По-юношески вприпрыжку, так, словно нет за плечами груза десятилетий, выходил он на ковер против знаменитых в ту пору цирковых атлетов Плясули, Доменного, Рашида Абдурахманова, Франка Гуда...
И побеждал, представьте себе, с той же лихостью, что и в молодые годы свои.
И отец мой, за руку которого крепко держась, ходил я на эти борцовские антрэ, рассказывал мне, как на той же арене в буйные предреволюционные годы Сали Сулейман одного за другим столь же аккуратно и плотно припечатывал лопатками к ковру. Как сорвал однажды маску с лица сплошь обросшего черной густой растительностью увальня, которого представляли публике только лишь чемпионом мира и его окрестностей Андреем и который на поверку оказался сапожником Андроником с завокзальной Кантапинки. Как пьяные русские матросы учинили пальбу из маузеров, когда Сали Сулейман за считанные минуты тушировал много о себе воображавшего Ивана Заикина.
— Ты обратил внимание, чем завершает каждую свою схватку Сали Сулейман? — спросил однажды папа и, удовлетворенный моим ответом, продолжил: — Вот именно, прежде чем сделать последний бросок, он оглашает цирк громким гортанным “Аллах!”. Аллах и помогает ему побеждать, — торжествующе заключил мой неверующий родитель, и, быть может, именно в то мгновенье я почувствовал, что во мне шевельнулось что-то теплое и на душе стало покойнее...
Иван, не помнящий туше, или Миф о Максимыче, да не том...
Бытует мнение, что Иван Поддубный, возведенный советской пропагандистской машиной с ее откровенно русофильскими шкивами-приводами едва ли не в ранг святых и практически обожествленный, ни разу (?!) за всю свою многолетнюю борцовскую карьеру не покидал арену побежденным. Да что там: избранные единицы видели его “на мосту”, говаривал, помню, Александр Мазур, снискавший известность благодаря завоеванной на склоне спортивной карьеры золотой олимпийской медали тяжеловес, в молодости вписавший в свой послужной список полупоказательную, полувыставочную схватку с Иваном Поддубным.
— Врут! Все нагло врут! — возмущенно сказал мне как-то под хорошее настроение заслуженный мастер спорта Рза Бахшалиев, которого не я один отношу к числу основоположников спортивной борьбы в Азербайджане и который за многие годы заведования кафедрой физвоспитания в Азгосуниверситете снискал искреннее уважение не только своих студентов, не только коллег-преподавателей, но и журналистов моего поколения, на чьи вопросы неизменно отвечал подробно и убедительно. — Не раз был я свидетелем, как оборону держал Иван Поддубный на ковре, как на лопатках лежал и как, зло матюкаясь, не пожимая руки выигравшему у него поединок сопернику, уходил в раздевалку.
И не единожды был победившим Ивана Поддубного Сали Сулейман. Это мне и Рза Бахшалиев говорил, и профессор Шукюр Гасанов, и занятия по физкультуре у нас в АзИИ проводивший заслуженный мастер спорта Лев Кара-Мурза, к слову, последний чемпион Российской империи по гимнастике, завоевавший этот титул аж в 1915 году. И известный в прошлом цирковой атлет Андрей Лодзи, отец выступавшей за сборную Азербайджана в 50-60-е годы бакинской гимнастки Нины Лодзи, тоже не забывал об этом. И даже мой папа развспоминался однажды по случаю и рассказал, как подробно в газетах тех давних лет расписывали победу Сали Сулеймана над Иваном Максимовичем Поддубным, на поверку оказавшимся отнюдь не под стать тезке Максиму Максимовичу, который вошел в нашу жизнь Штирлицем из незабываемых “Семнадцати мгновений весны”.
Москвич Рамиз, грек Алги и бакинец Витя
Собственно, москвичом он стал неожиданно даже для себя самого и относительно недавно, в так называемые перестроечные годы, когда вдруг обнаружил в своем характере, компанейском и спортивном, какие-то склонности к бизнесу, к коммерции.
Тогда-то и перебрался он в Москву, создал там фирму и стал взаимодействовать, как сам выражается, с зарубежьем. С Венгрией, например, где собирался купить дачный особняк на Балатоне, но не сделал этого, о чем сейчас сожалеет остро, с Испанией, Италией, Англией...
А до этого слыл Рамиз Саттаров славным малым, завсегдатаем Торговой. Благо, работал на этой же улице - в кинотеатре “Вэтэн” заместителем у директора Гиты Александровны Бесантиной, кругу и числу друзей, приятелей и просто знакомых которой мог позавидовать весь Баку с пригородами и близлежащими сельскими районами, и не стать общительным просто не мог, не имел права.
Мы с ним, правда, познакомились и стали дружелюбно кланяться при встречах на иной, не киношной почве. А на газетной. После того, как принес мне в “Идман” он, выпускник АПИ им. М.Ф.Ахундова, однокурсник, кстати, Миши Гусмана, нынешнего первого замгендиректора ИТАР-ТАСС, небольшую, в странички 1,5-2, зарисовочку об Алги Павлиди, нестареющем бакинском борце-тяжеловесе, который и в 60 лет выходил на ковер, и в 70 готов был это сделать, и умер какой-то нелепой смертью, от заурядного сердечного приступа в маршрутном автобусе...
— Откуда вы его так хорошо знаете? — спросил я, наскоро пробежав глазами эти бесхитростные, но с душой и аккуратным почерком выведенные строчки.
— Он был мой тренер, — был лаконичный ответ.
— А мой - друг, — в тон произнес я и велел ответ-ственному секретарю срочно поставить эту статью в завтрашний выпуск да сопроводить сочным, вкусным, как говорим мы, газетчики, фотоснимком Алги, самого красивого и самого доброжелательного, по мнению супруги моей, грека из всех живущих на земле вообще и в Баку, в частности.
Мы с Рамизом, естественно, и помолчали скорбно, отдавая дань памяти Алги Павлиди, и повспоминали те или иные встречи с ним. И хочешь-не хочешь, мало-помалу разговор перекинулся на борцов-вчерашних, сегодняшних, на состоявшихся чемпионов и несостоявшихся кандидатов в чемпионы. И конечно, вспомнили мы Сали Сулеймана.
— Я знал его сыновей, — сказал Рамиз Саттаров и насупился. — С Кямалом боролись мы вместе в “Локомотиве”, он был надежный чемпион, входил в сборную республики. Потом подался в Якутск, кажется, заведовал там учебно-спортивным отделом в “Динамо”, а затем следы его затерялись. Ну, а про Ибрагима, другого сына Сали Сулеймана, вам, наверное, все известно...
Да, известно, конечно, известно, и из песни слова не выкинешь... Был он, этот рослый, статный, очень представительный парень, хорош собою, его даже в кино приглашали сниматься, он в “Бахтияре” и поет, и танцует, и свистом своим пронзительным аки Соловей-Разбойник внимание зрительного зала привлекает.
Татем, увы, он стал и во внеэкранной жизни. Не разбойником, правда, но уголовником стал. Был, как выяснило следствие, среди тех, кто принимал участие в пьяной драке, завершившейся убийством небесталанного шахматного мастера Султана Халилбейли, получил срок, и после этого никто, во всяком случае, из моих знакомых, его в Баку не видел...
— Можно только догадываться, как отец его пережил эту трагедию, — сказал я, чтоб хоть как-то скрасить наступившее молчание.
— Ты прав, — после продолжительной паузы произнес Рамиз Саттаров. — Но он, Сали Сулейман, был сильный человек... И очень благородный к тому же, очень честный... Поверьте, я могу так говорить - слишком многим ему обязан!
— Вы что, боролись с ним? — недоуменно спросил я.
— Нет-нет, что вы! Я слишком молод для этого, — отвечал Рамиз Саттаров. — Просто я тренировался у Алги Павлиди, а он сходился на ковре с Сали Сулейманом неоднократно и многое перенял у него... Например, “накат” и “двойной нельсон” Алги исполнял точь в точь, как Сали Сулейман, и нас на тренировках учил этому... Мне трудно утверждать, что я провожу эти броски, как Алги, и тем более - как Сали Сулейман, но похвастаюсь уж: не раз удавалось с их помощью турниры выигрывать!..
Подсознанием чувствую, что эти слова я слышу не первый раз. Чуточку напрягаю серое вещество, и оно услужливо подсказывает: говорил об этом Виктор Авдышев, говсанский наш паренек, впоследствии чемпионом СССР и мира ставший по классической борьбе: “Мой тренер Атакиши Искендеров всегда повторял, что такие приемы Сали Сулейман прекрасно проводил... Я его, конечно, не застал на ковре, но, наверное, из поколения в поколение передается чемпионское мастерство!..”
Лучше, наверное, и не скажешь!
Интервью на утренней заре
Стук в дверь раздался в тот час, который по обе стороны мирового океана называется предрассветным.
В другое время, может, я и послал бы столь раннего визитера куда подальше, но я был в гостях - в польском городе Щецине, куда приехал во главе сборной команды азербайджанских борцов, и не отозваться, согласитесь, было нельзя.
Пришлось открыть: на пороге стояли двое, и один из них - с переносной телекамерой. Понял: коллеги-журналисты, и не принять их не имею права.
От арабского кофе с азербайджанским коньяком они благородно отказались, а появление свое на заре объяснили тем, что спешат в первый же утренний эфир поставить интервью, в котором прозвучала бы азербайджанская речь и поведала бы она не столько о польско-азербайджанских связях экономических и культурных (“Об этом всем все известно и у нас, и у вас”, — с жесткой, недопустимой в наших краях откровенностью сказал мой визави по имени пан Ежи), сколько о связях спортивных (“И желательно, чтобы были они с исторической, как говорится, подкладкой!”)
Последовавшая вслед за этой подводкой, говоря языком телевизионщиков, фраза сразила меня, должен признать, наповал:
— Ну, вспомните, например, пана, как его, Сали Сулеймана!.. Ведь был же у вас такой богатырь, он даже с нашим чемпионом Збышко Цыганевичем боролся в различных турнирах... — неожиданно пан Ежи несколько смущенно поглядел на меня и, по-моему, пожалел, что отставил до краев налитую рюмку. — Правда, ни разу наш борец вашего не одолел, не смог просто этого сделать, но все же... В общем, вы, пан Акшин, благородный человек и просто перед камерой повспоминаете вслух о том, что эти два выдающихся борца в далеком прошлом, еще на заре ХХ века заложили основы азербайджано-польских спортивных контактов. Договорились?
Вашему покорному слуге не оставалось ничего иного, как повторить эти подсказанные сентенции. Но я не смог скрыть нотки восхищения и гордости в голосе: было крайне приятно, что и здесь, в этом расположенном за тысячи километров от Баку приморском городе в Померании помнят, ценят и почитают нашего славного пехлевана!..
Ценим ли мы Сали Сулеймана? Чтим ли его?
Да и вообще чисто по-человечески помним ли его?!.
Акшин КЯЗИМЗАДЕ, заслуженный журналист Азербайджана
(1879 - 1966)
Еще задолго до того, как кумирами дагестанской молодежи стали Али Алиев, Загалав Абдулбеков и другие выдающиеся борцы-вольники, в горном крае не было более знаменитого атлета,чем Сали-Сулейман. Выходец из бедной горской семьи, он объездил полмира, он был увенчан многими громкими титулами, его имя служило приманкой для зрителей во многих странах, его называли «Непобедимый Лев Дагестана», «Кумир Востока», «Кавказский Геракл».
Он добивался превосходства над такими выдающимися борцами своего времени, как поляк Станислав Збышко-Цыганевич, победивший самого Ивана Поддубного, эстонец Георг Лурих, француз Рауль де Буше, датчанин Нес Педерсен, итальянец Джованни Райцевич, бельгиец Омер де Бельон, иранец Балал, американец Том Канон, турок Юсуф, русские Иван Заикин, Николай Вахтуров, Иван Шемякин. Не меньше, чем этими победами, дагестанский богатырь гордился ничьей с великим Иваном Поддубным, с которым его вне борцовского ковра связывала крепкая дружба.
В Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск), где провел этот славный горец юные годы, его знали как Мамму Махтулаева, а звучное имя Сали-Сулейман, которое носил поверженный им однажды знаменитый турецкий пехлеван, он взял,когда к нему пришли первые значительные успехи в профессиональной борьбе. Еще подростком Мамма удивлял окружающих недюжинной физической силой, ловкостью и отвагой. Едва повзрослев, он стал участвовать в состязаниях по национальной борьбе, устраивавшихся в Темир-Хан-Шуре в дни народных праздников. Юноша не знал поражений, побеждая соперников, превосходивших его в возрасте и весе. А вскоре молва о нём докатилась до самых отдаленных аулов. Это случилось после его поединка с силачом из селения Гимры по прозвищу Синезубый, имя которого гремело в ту пору в Дагестане. Гимрынец, прослышав о борцовских подвигах Маммы, отправился в Темир-Хан-Шуру, чтобы сразиться с ним, но лавров не снискал, уступив в честной схватке талантливому юноше.
Крутой поворот в судьбе юного силача произошел, когда в Темир-Хан-Шуру прибыл цирк из Санкт-Петербурга. Шапито разбили у подножия скалы Кавалер-батарея, на вершине которой в 1356 году стояла юрта «Покорителя Вселенной» Тамерлана во время его похода в Дагестан. Отсюда и название города — Темир-Хан-Шура.
На одном из представлений цирка присутствовал Мамма, ему было всё интересно, но с особым удовольствием он наблюдал за турниром в поясной борьбе. По его окончании, рефери, как это обычно практиковалось в ту пору в цирках, обратился к публике, нет ли среди неё желающих сразиться с участниками состязаний? Все зрители, как по команде, повернулись в сторону Маммы и стали выкрикивать его имя. Повинуясь желанию земляков, юный горец спустился на арену. Против него встал турецкий борец с огромными мускулами и бычьей шеей. Схватившись с турком, Мамма притянул его за кушак к себе и, издав гортанный возглас «аллах!», бросил янычара на брезент. Такая же участь затем постигла и другого соперника, которого рефери представил как борца, «не знавшего поражений в России и во многих иных странах».
На следующий день к Мамме домой пришел владелец цирка Макс и предложил ему войти в его труппу, пообещав платить три рубля в день — столько, сколько юный силач зарабатывал за месяц, работая грузчиком в винной лавке в Темир-Хан-Шуре. Такой шанс выбраться из бедности и испытать себя в борьбе на более высоком уровне честолюбивый горец не мог упустить. Так началась долгая артистическая и спортивная карьера дагестанского богатыря, который, выступая под именем Сали-Сулейман, обрел мировую известность, побеждая на самых престижных состязаниях.
Одним из первых в нём разглядел незаурядный талант Иван Поддубный. Прославленный русский борец мало с кем дружил из «коллег по цеху», он держался обособленно, поглядывая сверху вниз на новичков, но к дагестанцу проникся симпатией и сыграл в его карьере немалую роль. Благодаря его протекции Сали-Сулейман получил возможность совершенствоваться во французской борьбе в привилегированном атлетическом обществе Санкт-Петербурга, основанном известным меценатом графом Рибопьером. Часто перед турнирами Поддубный наставлял своего дагестанского друга, давал ему советы, как бороться с тем или иным соперником. Так, в частности, было перед поездкой Сали-Сулеймана на турнир во Флоренцию, который носил статус чемпионата мира. Дагестанский борец превзошел всех своих противников, а спустя год в Париже во второй раз удостоился титула чемпиона мира.
Вокруг имен знаменитых силачей всегда ходят легенды, и часто им приписывают подвиги, которые, возможно, они могли бы совершить, но на самом деле не совершали. Наиболее популярны сказания о том, как современные Гераклы голыми руками расправляются со свирепыми животными. Подобную историю рассказывают и о Сали-Сулеймане, но только она основана на реальном факте. Дело было в Санкт-Петербурге. Перед выходом на арену Сали-Сулейман разминался в помещение, в котором находились клетки с дикими зверями. Увлеченный разминкой, борец не заметил, как рядом с ним оказался огромный бенгальский тигр. Накануне Сали-Сулейман победил испанца Альберто Гонсалеса, который перед схваткой тщетно упрашивал дагестанца уступить ему, предлагал хорошие деньги. Злопамятный испанец затаил обиду, и, когда представился случай, решил отомстить. Оказавшись рядом с клетками, он незаметно открыл дверцу той из них, в которой находился тигр. Сали-Сулейман не успел опомниться, как зверь всей своей тяжестью навалился на него, но он сумел устоять на ногах и, изловчившись, схватил тигра за горло и бросил его наземь. Вскоре зверь испустил дух, а истерзанный и окровавленный борец был доставлен в больницу, где пролежал три месяца. В больнице его навещал Иван Поддубный, а однажды он пришел в сопровождении Федора Шаляпина и Максима Горькова. Великий оперный певец и великий писатель, наслышанные о подвиге дагестанца, о котором говорил весь Санкт-Петербург, не могли упустить случая, чтобы познакомиться с ним и высказать ему слова восхищения и поддержки.
Завершив карьеру борца, Сали-Сулейман продолжал выступать на арене цирка, демонстрируя всевозможные силовые номера. Он гнул рельсы, рвал цепи, держал на мосту целый оркестр, делал «карусель», вертясь вокруг своей оси со столбом, за который цеплялись 20-25 человек, на его мощной груди разбивали камни и т. д. Уникальность дагестанского силача состоит в том, что он продолжал демонстрировать эти впечатляющие цирковые номера, пребывая в почтенном возрасте. Последний раз он предстал перед публикой в 1950 году, когда ему было 70 лет. Будучи артистом азербайджанского цирка и живя в Баку, Сали-Сулейман часто приезжал в Дагестан, его сольные выступления неизменно собирали полные стадионы, для земляков он был живой легендой, настоящей звездой, которым всегда восхищались и гордились.
Мурад КАНАЕВ
Ал-Клыч… Имя этого богатыря было у всех на слуху в дореволюционном Дагестане, его почитали в народе, как святого, он пользовался даже большей популярностью среди земляков, чем снискавший мировую славу Сали-Сулейман. Два знаменитых силача были почти ровесниками, народная молва донесла до нас много разных историй о поединках между ними, в которых приписывались победы то одному, то другому, однако достоверных подтверждений этим рассказам не существует. Если говорить о том, кто из них добился большего признания в качестве артиста цирка и профессионального борца, то превосходство Сали-Сулеймана не вызывает сомнений, однако он с 18 лет жил вдали от родных мест, и о его блистательной карьере в Дагестане знали лишь понаслышке. А Ал-Клыч, за исключением непродолжительного периода, когда он выступал на арене цирка, не покидал отчий дом, став живой легендой для земляков, которых изумлял своей невероятной физической силой и отвагой.
Ал-Клыч Хасаев родился в 1880 году в крестьянской семье в селении Буглен Темирханшуринского округа (ныне Буйнакский район). С юных лет в нём обнаружились незаурядные способности, он таскал на себе большие тяжести, которые далеко не каждому взрослому были под силу, ему не было равных в борцовских поединках и уличных драках, причем нередко он брал верх над парнями, много старше него. Необыкновенно сильной женщиной была и одна из его сестер, рассказывают, что при рукопожатии она так могла сжать ладонь, что мужчины вскрикивали от боли.
Семья Ал-Клыча жила бедно, и он, как и многие сельские жители в ту пору, отправился на заработки в города. Сначала он устроился носильщиком в Темир-Хан-Шуре, затем работал грузчиком в торговом порту Порт-Петровска. Необычайные способности бугленца не остались незамеченными и его пригласили выступать в цирке. С гастролями он объездил Северный Кавказ, Закавказье, Среднюю Азию, Украину, побывал он и в Турции, Иране, Франции. Ал-Клыч был невысокого роста, но, участвуя в состязаниях профессиональных борцов, часто к вящему восторгу публики расправлялся с куда более габаритными соперниками. В Дагестан Ал-Клыч вернулся с многочисленными трофеями и наградами и приличной суммой заработанных денег.
Борцом и артистом в душе Ал-Клыч оставался и до последних своих дней. Время от времени в каком-нибудь селе находился отчаянный смельчак, бросавший ему вызов, и бугленец всегда его принимал. Порой эти поединки не ограничивались правилами борьбы и напоминали больше бои без правил. Ал-Клыч неизменно выходил победителем, и это подтверждают многочисленные свидетельства очевидцев.
Непобедимый пехлеван был желанным гостем в каждом селе, куда бы он ни приезжал по делам или каким-то другим поводам. Его встречали с восторгом и непременно просили продемонстрировать свою физическую мощь, и силач охотно шел навстречу местным жителям. Это были не подготовленные цирковые номера, а чистой воды импровизация с использованием оказавшихся под рукой предметов. Ал-Клыч перетаскивал огромные валуны, которые не могли сдвинуть несколько человек, ломал по нескольку сложенных вместе подков, вязал узлы из толстых железных прутьев, рвал цепи и толстые канаты, на его плечах гнулись рельсы узкоколейки, ломались телеграфные столбы, он поднимал над собой лошадь с наездником, валил на спину быков, весивших под две тонны, и т. д.
Вещественным доказательством неимоверной физической силы бугленца служит скрученная в спираль толстая железная балка, которую в память о нём его земляки водрузили на каменистый пригорок у автодороги, ведущей в горную часть Дагестана. Рассказывают, что как-то после одного из турниров своего имени Али Алиев повез друзей-борцов в родное село Чох. По дороге делегация, в которую входил и самый титулованный вольник мира Александр Медведь, остановилась, чтобы рассмотреть «произведение» Ал-Клыча. Путники с широко открытыми глазами взирали на эту достопримечательность, поочередно пробовали её на силу, но балка оставалась в неизменном виде. То и дело приговаривая «Не может быть!», «Невероятно!», борцы продолжили путешествие и всю оставшуюся часть пути расспрашивали Али Алиева о человеке, обладавшем столь феноменальной силой.
Жизнь Ал-Клыча завершилась трагически. Он стал жертвой смутного времени, когда в Дагестане полыхала гражданская война, безжалостно пожиравшая своих героев. В непростой общественно-политической ситуации Ал-Клыч метался, он не искал личной выгоды, а хотел быть полезным народу, но не мог определиться, на чьей стороне правда, кто несет его родине свободу и избавление от тягот. После февральской революции он примкнул к отрядам авторитетного в горном крае религиозного деятеля Нажмудина Гоцинского, который был ярым противником большевизма. А когда на Дагестан двинулась добровольческая армия Деникина, и стало ясно, что отряды Гоцинского не в состоянии отразить вторжение деникинцев, Ал-Клыч принялся активно помогать большевикам в организации сопротивления. Он вел агитационную работу, набирал добровольцев, занимался снабжением оружия, принимал непосредственное участие в боевых действиях. Однако заслуги Ал-Клыча перед новой властью так и не были оценены местным большевистским руководством, его признали врагом народа, и, несмотря на прошения о его помиловании джамаата Буглена и жителей многих других сел, 12 июля 1920 года он был расстрелян.
(1879 - 1966)
Еще задолго до того, как кумирами дагестанской молодежи стали Али Алиев, Загалав Абдулбеков и другие выдающиеся борцы-вольники, в горном крае не было более знаменитого атлета,чем Сали-Сулейман. Выходец из бедной горской семьи, он объездил полмира, он был увенчан многими громкими титулами, его имя служило приманкой для зрителей во многих странах, его называли «Непобедимый Лев Дагестана», «Кумир Востока», «Кавказский Геракл».
Он добивался превосходства над такими выдающимися борцами своего времени, как поляк Станислав Збышко-Цыганевич, победивший самого Ивана Поддубного, эстонец Георг Лурих, француз Рауль де Буше, датчанин Нес Педерсен, итальянец Джованни Райцевич, бельгиец Омер де Бельон, иранец Балал, американец Том Канон, турок Юсуф, русские Иван Заикин, Николай Вахтуров, Иван Шемякин. Не меньше, чем этими победами, дагестанский богатырь гордился ничьей с великим Иваном Поддубным, с которым его вне борцовского ковра связывала крепкая дружба.
В Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск), где провел этот славный горец юные годы, его знали как Мамму Махтулаева, а звучное имя Сали-Сулейман, которое носил поверженный им однажды знаменитый турецкий пехлеван, он взял,когда к нему пришли первые значительные успехи в профессиональной борьбе. Еще подростком Мамма удивлял окружающих недюжинной физической силой, ловкостью и отвагой. Едва повзрослев, он стал участвовать в состязаниях по национальной борьбе, устраивавшихся в Темир-Хан-Шуре в дни народных праздников. Юноша не знал поражений, побеждая соперников, превосходивших его в возрасте и весе. А вскоре молва о нём докатилась до самых отдаленных аулов. Это случилось после его поединка с силачом из селения Гимры по прозвищу Синезубый, имя которого гремело в ту пору в Дагестане. Гимрынец, прослышав о борцовских подвигах Маммы, отправился в Темир-Хан-Шуру, чтобы сразиться с ним, но лавров не снискал, уступив в честной схватке талантливому юноше.
Крутой поворот в судьбе юного силача произошел, когда в Темир-Хан-Шуру прибыл цирк из Санкт-Петербурга. Шапито разбили у подножия скалы Кавалер-батарея, на вершине которой в 1356 году стояла юрта «Покорителя Вселенной» Тамерлана во время его похода в Дагестан. Отсюда и название города — Темир-Хан-Шура.
На одном из представлений цирка присутствовал Мамма, ему было всё интересно, но с особым удовольствием он наблюдал за турниром в поясной борьбе. По его окончании, рефери, как это обычно практиковалось в ту пору в цирках, обратился к публике, нет ли среди неё желающих сразиться с участниками состязаний? Все зрители, как по команде, повернулись в сторону Маммы и стали выкрикивать его имя. Повинуясь желанию земляков, юный горец спустился на арену. Против него встал турецкий борец с огромными мускулами и бычьей шеей. Схватившись с турком, Мамма притянул его за кушак к себе и, издав гортанный возглас «аллах!», бросил янычара на брезент. Такая же участь затем постигла и другого соперника, которого рефери представил как борца, «не знавшего поражений в России и во многих иных странах».
На следующий день к Мамме домой пришел владелец цирка Макс и предложил ему войти в его труппу, пообещав платить три рубля в день — столько, сколько юный силач зарабатывал за месяц, работая грузчиком в винной лавке в Темир-Хан-Шуре. Такой шанс выбраться из бедности и испытать себя в борьбе на более высоком уровне честолюбивый горец не мог упустить. Так началась долгая артистическая и спортивная карьера дагестанского богатыря, который, выступая под именем Сали-Сулейман, обрел мировую известность, побеждая на самых престижных состязаниях.
Одним из первых в нём разглядел незаурядный талант Иван Поддубный. Прославленный русский борец мало с кем дружил из «коллег по цеху», он держался обособленно, поглядывая сверху вниз на новичков, но к дагестанцу проникся симпатией и сыграл в его карьере немалую роль. Благодаря его протекции Сали-Сулейман получил возможность совершенствоваться во французской борьбе в привилегированном атлетическом обществе Санкт-Петербурга, основанном известным меценатом графом Рибопьером. Часто перед турнирами Поддубный наставлял своего дагестанского друга, давал ему советы, как бороться с тем или иным соперником. Так, в частности, было перед поездкой Сали-Сулеймана на турнир во Флоренцию, который носил статус чемпионата мира. Дагестанский борец превзошел всех своих противников, а спустя год в Париже во второй раз удостоился титула чемпиона мира.
Вокруг имен знаменитых силачей всегда ходят легенды, и часто им приписывают подвиги, которые, возможно, они могли бы совершить, но на самом деле не совершали. Наиболее популярны сказания о том, как современные Гераклы голыми руками расправляются со свирепыми животными. Подобную историю рассказывают и о Сали-Сулеймане, но только она основана на реальном факте. Дело было в Санкт-Петербурге. Перед выходом на арену Сали-Сулейман разминался в помещение, в котором находились клетки с дикими зверями. Увлеченный разминкой, борец не заметил, как рядом с ним оказался огромный бенгальский тигр. Накануне Сали-Сулейман победил испанца Альберто Гонсалеса, который перед схваткой тщетно упрашивал дагестанца уступить ему, предлагал хорошие деньги. Злопамятный испанец затаил обиду, и, когда представился случай, решил отомстить. Оказавшись рядом с клетками, он незаметно открыл дверцу той из них, в которой находился тигр. Сали-Сулейман не успел опомниться, как зверь всей своей тяжестью навалился на него, но он сумел устоять на ногах и, изловчившись, схватил тигра за горло и бросил его наземь. Вскоре зверь испустил дух, а истерзанный и окровавленный борец был доставлен в больницу, где пролежал три месяца. В больнице его навещал Иван Поддубный, а однажды он пришел в сопровождении Федора Шаляпина и Максима Горькова. Великий оперный певец и великий писатель, наслышанные о подвиге дагестанца, о котором говорил весь Санкт-Петербург, не могли упустить случая, чтобы познакомиться с ним и высказать ему слова восхищения и поддержки.
Завершив карьеру борца, Сали-Сулейман продолжал выступать на арене цирка, демонстрируя всевозможные силовые номера. Он гнул рельсы, рвал цепи, держал на мосту целый оркестр, делал «карусель», вертясь вокруг своей оси со столбом, за который цеплялись 20-25 человек, на его мощной груди разбивали камни и т. д. Уникальность дагестанского силача состоит в том, что он продолжал демонстрировать эти впечатляющие цирковые номера, пребывая в почтенном возрасте. Последний раз он предстал перед публикой в 1950 году, когда ему было 70 лет. Будучи артистом азербайджанского цирка и живя в Баку, Сали-Сулейман часто приезжал в Дагестан, его сольные выступления неизменно собирали полные стадионы, для земляков он был живой легендой, настоящей звездой, которым всегда восхищались и гордились.
Мурад КАНАЕВ
